Украинские земли в составе Польши и Великого Княжества Литовского в XV веке.
Кто следил за кровавой, упорной борьбой, тянувшейся между литовскими князьями и Польшей за галицко-волынские земли до 1380 г., едва ли мог предвидеть, чем должна была окончиться эта борьба. Так неожидан был ее финал: уния Польши и Литвы под властью великого князя литовского, обязывавшегося с получе¬нием польской короны присоединить все литовские земли к Польше, навеки «инкорпорировать», т. е. соединить их с Польшей, превратив их в простые провинции последней.
Придумали эту комбинацию малопольские магнаты. Они избрали королевой младшую дочь Людовика, чтобы отделиться от Венгрии и избавиться от влияния венгерского двора, а затем начали подыскивать для своей королевы подходящего жениха, такого, чтобы мог послужить им своими силами и средствами, а в дела Поль¬ского государства не вмешивался и не препятствовал фактически править им, польским панам. Правда, Ядвига была уже просватана за австрийского принца Вильгельма, но последний не был подхо¬дящей для них партией, так как не располагал никакими сред¬ствами. И они, в конце концов, остановили свое внимание на моло¬дом великом князе литовском Ягайло, сыне Ольгерда. Они рассчитывали, что он будет им очень благодарен за честь быть польским королем, согласится на все их условия и будет им полезен силами и средствами своего Литовского государства. И они не ошиблись: Ягайло согласился на все, чего потребовали польские правители, обещал окрестить в католичество всю остававшуюся некрещеной Литву и перейти в латинство самому (до того времени он был православным), обещал возвратить своими средствами зем¬ли, утраченные Польшей, а самое главное - обязался «на вечные вре¬мена присоединить свои земли, литовские и русские, к польской ко¬роне». Такое условие заключено было между ними в Креве, в Литве, 15 августа 1385 г. Это так называемая «Кревская уния», договор чрезвычайно важный, решительно изменявший все дальнейшее на¬правление истории не только украинских земель, а и всей, можно ска¬зать, Восточной Европы.
Заключив договор с Ягайло, польские правители, прежде всего, должны были подумать над тем, чтобы действительно женить его на своей королеве. Это представляло немало затруднений, так как мать Ядвиги тем временем дала свое окончательное согласие Виль¬гельму, он приехал в Краков, обвенчался с Ядвигой и жил с ней как с женой в краковском замке. Пропустив это каким-то об¬разом, польские правители теперь спохватились и решили, не остана¬вливаясь ни перед чем, расторгнуть брак Ядвиги с Вильгельмом. Силой схватили они Вильгельма и удалили из Кракова. Ядвига хо¬тела догнать и вернуть его, но ее задержали; брак ее с Вильгельмом был признан недействительным, а ее самое духовенство принялось убеждать, что для блага Польши и католической религии она должна выйти замуж за Ягайло. В конце концов, ее действительно уговорили и обвенчали с ним. Устроив это, прежде всего захватили при помощи литовских князей Галицию, изгнав оттуда венгерское войско, и стали ждать исполнения обещаний Ягайло, что он на вечные времена присоединит к Польше все свои земли, литовские и русские.
Это значило, другими словами, что великое княжество Литовское должно было прекратить свое существование как отдельное государство, и все земли, находившиеся во владении литовских князей должны были с этого времени превратиться в провинции Польского королевства. Так понимали это и добивались этого поляки. Ягайло, исполняя их желание, приказал литовским князьям, владевшим в русских землях, выдать обязательство в том, что они будут верны Ягайло, королеве и детям и будут принадлежать Польскому королевству. Так как князья и без того признавали Ягайло, как великого князя литовского, то такие обязательства на первых порах не создавали каких-либо новых отношений. Подвластные Ягайло князья поэтому выдадавали такие обязательства беспрекословно.
Однако с течением времени князья и бояре начали соображать, к чему это клонится в будущем: ими будут править и распоряжаться краковские польские правители, и эта перспектива им совсем уже не улыбалась.
Их неудовольствием решил воспользоваться Витовт, сын Кейстута, дяди Ягайло, убитого по его приказанию, когда тот вступил на великoкняжecкий престол. Два раза уже Витовт поднимал восстание на Ягайло, добиваясь отцовских владений, и, в конце концов, добился, что Ягайло отдал ему в управление все великое княжество Литовское как своему наместнику. Теперь, воспользовавшись неудовольствием князей и бояр на претензии краковского двора, Витовт добился, что литовские князья и бояре провозгласили его королем литовским, и стал приготовляться к решительной борьбе с Ягайло. Вероятно, наступил бы и конец унии, но дела приняли непредвиденный оборот: Витовт в это время предпринял большой поход на татар, чтобы посадить на ханском престоле своего ставленника, но, неосторожно углубившись в степи, наткнулся на сильное татарское войско, которое в 1399 г. страшно разгромило его в битве на р. Ворскле. Эта катастрофа подорвала силы и планы Витовта, и вместо его разрыва с Польшей и Ягайло между ними в 1400 г. был заключен договор: они решили, что великое княжество Литовское должно оставаться отдельным государством, под управлением своего великого князя, которым теперь будет Витовт, но этот великий князь литовский должен переживать верховную власть Ягайло и его преемников на польском престоле. Уния, значит, не уничтожалась вполне, хотя и получала совсем иную форму сравнительно с Кревским договором 1385 г. Великое княжество Литовское все-таки оставалось в связи с Польшей, и это много значило для внутренней жизни и отношений этого княжества и, в частности, для отношений украинских.
Имея теперь за собой Польшу, Ягайло с Витовтом прежде все¬го занялись упразднением больших княжеств, входивших в со¬став великого княжества Литовского. Почти вся Украина состояла из таких больших княжеств, и здесь новый курс политики в осо¬бенности дал себя почувствовать. В конце 1380-х г., когда за¬ключалась уния, волынские земли - Владимирская и Луцкая, находи¬лись по смерти Любарта во владении его сына Федора, на которого Во¬лынь смотрела как на своего прирожденного князя. На Подолье кня¬жил последний из Кориатовичей, Федор. Киевская земля с Задне¬провьем принадлежала Владимиру Ольгердовичу. Полесье Припятьское заключало несколько менее значительных княжеств, как Ратненское княжество Федора Ольгердовича, Пинское княжество Василия Михайловича, двоюродного брата Ягайло, Черторыйское Василия Константиновича, племянника Ягайло. В Черниговской земле были обширные княжества: Черниговское Дмитрия-Корибута Ольгердо¬вича, Брянское другого Дмитрия Ольгердовича, Стародубское Патрикия Наримунтовича, племянника Ольгерда.
Такие обширные кня¬жества жили своей жизнью, не особенно даже чувствуя свою принад-лежность к великому княжеству Литовскому. Они знали своего князя, а князь этот, хотя происходил из литовской династии, за несколько десятков лет своего пребывания на данной земле - иногда даже ро¬дившийся и выросший в ней, - успел сжиться со своей землей, прино¬ровиться к ее жизни, к се населению. Землей правили под его верхо¬вной властью местные бояре, по старым порядкам и правам, так что если населению не было лучше под новым правлением, то, во всяком случае, и ощутимых перемен оно не чувствовало. Нацио¬нальная жизнь не терпела никаких стеснений, никто не отодвигал на задний план местных людей, не стеснял их языка, культуры и церкви. Так было до сих пор. Теперь во всем этом наступает кру¬той перелом. Витовт с Ягайло свергают наиболее крупных князей с их столов, переводят на меньшие княжества, где они не могли уже иметь значения, а их прежние волости или сразу обращают под свою непосредственную власть и управление, или передают через несколько рук, не давая новым князьям укорениться, а в конце концов обращают эти большие княжества в обыкновенные провинции, раздавая их в управление своим наместникам и агентам.
Так, прежде всего, осенью 1393 г., был отнято Черниговское княжество у Дмитрия-Корибута (второй Дмитрий утратил свое Брянское княжество еще раньше, присоединившись к московскому войску). У Федора Любартовича была отнята сперва Луцкая земля, а затем и вся Волынь; взамен ему предоставлены черниговские волости, но для него это была такая грустная замена, что он даже не принял черниговских владений. Затем Витовт предпринял поход на Федора Кориатовича, чтобы отобрать у него Подолье; но прежде направился в Киевскую землю и выгнал из Киева Владимира Ольгердовича, а затем уже двинулся на Федора. Тот пробовал защищаться при помощи румын и венгров; но Витовт в его отсутствие завладел в 1394 г. Подольем, захватил крепости и посадил своих наместников.
Таким образом, в течение каких-нибудь двух лет были удалены из волостей все более значительные князья. Правда, Киевская земля была отдана другому князю, Скиргайло Ольгердовичу, но он вслед за тем умер; черниговские земли были отданы Свидригайло, но он и здесь долго не продержался. В начале XV в. на Украине остались только менее значительные княжества, как Ратенское, Пинское, Черторыйское, Стародубское, Острожское. Это были уже не те независимые княжества-государства, а только большие поместья, Для поместий они были даже очень велики, простирались на много десятков верст, но политического значения уже не имели. И Украина сделалась провинцией великого княжества Литовского, очутилась в непосредственной власти ее правительства, подчиняясь всем распоряжениям правительства и воздействиям его новой политики. Эта политика после унии резко изменилась. Правда, правительство продолжало повторять по-прежнему, что оно старины не рушит, новины не вводит, но в действительности начало очень решительно перестраивать свое государство по польскому образцу. Как будто и не трогало старого, но вводило новое, и последнее все меньше давало старому существовать, не только развиваться. Окрестив некрещеную Литву в католичество, Ягайло издал грамоту, предоставлявшую на будущее время пользование различными правами только боярам католической религии. Его целью было создать привилегированный господствующий класс с широкими правами и привилегиями, но эти привилегии предоставлялись только католикам. Только католики могли заседать в княжеском совете, занимать высшие государственные должности, допускаться к важнейшим государственным делам (как постановлял Городельский акт 1413 г.).
Таким образом, князья и бояре православные, даже князья из литовской династии, обжившиеся в белорусских и украинских землях и ассимилировавшиеся со здешним населением, отныне устранились oт участия н политической жизни, если не хотели отречься от православной веры. И городах введено было самоуправление но немецкому образцу, cyщecтвовавшее в Польше, по так на¬зываемому немецкому или магдебургскому праву и к участию в нем отныне допускались только католики, а православные не могли быть избираемы на городские должности, а иногда даже не признавались полноправными гражданами города, так как и этими последними могли быть, собственно, только католики. В важ¬нейших городах, не только Литвы, но и Белоруссии и Украины, осно¬вались католические епископии; им жаловались поместья, и при этом в состав последних попадали иногда и имения православной церкви, и вообще, православная церковь, привыкшая жить под покровитель¬ством и опекой правительств, почувствовала теперь себя совсем заброшенной, самое большее только терпимой. В особенности мно¬го тяжелого приходилось переживать православному духовенству в украинских землях, присоединенных непосредственно к Польше, B Галиции, Холмской и Белзской земле, и тем же духом начало повевать тепepь и в великом княжестве Литовском. В Галиции Ягайло, проезжая в 1412 г. через Перемышль, чтобы похвалять¬ся перед католическим духовенством своей католической ревностью, велел отобрать у православных местную кафедральную церковь, выкинуть из гробницы погребенные здесь останки старых перемышльских князей и o6рaтить церковь в костел. Православное духовенство и все население горько плакали при виде такого поругания, но распоряжения Ягайло, тем не менее, были исполнены. В другом случае Ягайло запретил крестить детей oт смешанных браков (православ¬ного с католичкой) по обряду православной веры, а окрещенных уже велел насильно перекрещивать в католичество. В вели¬ком княжестве Литовском ни он, ни Витовт не решались употреблять таких суровых мер, но различные ограничения по отношению к православным следовали одно за другим и здесь.
Недовольные такой переменой политики украинцы и белорусы возлагали спои надежды на младшего 6paтa Ягайло, Свидригайло; хотя он также был крещен по католическому обряду, однако находился в дружественных отношениях с украинскими и бело¬русскими князьями и магнатами. Он был очень раздражен тем, что управление великим княжеством Литовским было поручено Витовту, претендовал сам на великое княжение и беспрестанно поды¬мал восстания против Витовта. Белорусская и украинская аристократия, князья и бояре, изо всех сил помогали ему в надежде, что, сделавшись великим князем литовским, Свидригайло уровняет в правах православных с католиками. Но при всей его энергии, Свидригайло совершенно не везло ни в войне, ни в политике вообще.
Несмотря на это, украинские и белорусские бояре всюду шли за ним, сражаясь в битвах за его дело, кладя головы на плахах, когда обнаруживались разные его тайные планы. Так, в 1409 г. Свидригайло, находясь при дворе Витовта, завязал тайные сношения с его врагами- крестоносцами, но все открылось, и Свидригайло был посажен в тюрьму, а двум князьям, через которых велись эти переговоры, были отрублены головы. Его сторонники сейчас же приложили все усилия к тому, чтобы освободить Свидригайло из заключения; нелегко это было, так как местопребывание Свидригайло было ок:ружено глубокой тайной, и его перевозили с места на место, чтобы место заключения не было открыто и его сторонники не освободили его. Но все-таки, когда его держали в Кременце, князьям Дашку Острожскому и Александру Носу удалось узнать об этом, и они через своих людей, вступивших для этого на службу в Кременецкую крепость, вошли в сношения с Свидригайлом, в условленное время напали на замок, перебили гарнизон и освободили Свидригайло. Затем, собрав с ним войско, напали на Луцк и захватили город, но когда Витовт двинул на них свои силы, принуждены были отступить и скрылись в Молдавии, а оттуда отправились к венгескому королю Сигизмунду. Последний в этот момент тоже не мог оказать помощи Свидригайлу, - постарался только помирить его с Ягайло, а затем и с Витовтом. Свидригайлу были предоставлены черниговские земли, и он здесь оставался несколько лет в ожидании какого-нибудь благоприятного случая, а вместе с ним ждала и вся Русь - украинские и белорусские князья и бояре.
И действительно, казалось, что пришло их время, когда в 1430 г. умер их гонитель Витовт. Правда, Ягайло с поляками надеялись при этом положить конец самостоятельности великого княжества Литовского и поставить Литву и Русь в непосредственную зависимость. Они пустили слух, что Витовт, умирая, отказал свои земли Ягайлу, но в великом княжестве Литовском никто не хотел об этом и слышать, и там великим князем провозгласили Свидригайло: за него стояли не только украинцы и белорусы, но и Литва, так как он был известен как горячий сторонник самостоятельности великого княжества Литовского. Ягайло должен был согласиться на избрание Свидригайло. Но вскоре отно¬шения их так обострились, что, казалось, унии наступал уже конец. Хотя поляки рассчитывали присоеди¬нить к Польше все земли ве¬ликого княжества Литовского, но не будучи уверенными, что это им удастся, хотели ото¬брать от него по крайней мере земли Галицко-Волынского го¬сударства, какие не удалось им завоевать в свое время при Казимире. На первом плане стояла Подольская земля, которую Ягайло даже при¬соединил было к Галиции, но затем должен был возвратить Витовту. Было условлено, что поляки, получившие в Подольской земле поместья, при первом известии о смерти Витовта захватят немедленно Каменецкий замок и другие подольские крепости и передадут их людям Ягайло. Так действительно и сделали: польские вель¬можи, присутствовавшие вместе с Ягайло при смерти Витовта, сейчас же дали знать подольским заговорщикам, последние зама¬нили к себе начальника каменецкого литовского гарнизона, не знав¬шего еще о смерти Витовта, схватили его и овладели Каменецким замком и другими подольскими городами. Свидригайло, узнав об этом, пришел в ярость, упрекал Ягайло и польских панов за их вероломство и в конце концов заявил ему, что не вы¬пустит его, пока не возвратят ему Подолии. Ягайло обещал сделать распоряжение о ее возвращении и с тем уехал, но польские паны не ювались его распоряжению и подольских городов не возвратили. а, сторонники Свидригайло обложили Смотрич, захватили пограничые города, отторженные поляками от Волыни: Збараж, Кременец, Олеско; и так началась открытая война между Литвой и Польшей, завладев Подолией, поляки задумали воспользоваться этой войной, чтобы захватить и Волынь.
Летом 1431 г. Ягайло с большим войском перешел Буг, взял Владимир, затем приступил к Луцку и, отразив Свидригайло, осадил луцкий замок. Однако в нем находился сильный гарнизон под предводительством Юрши, одного из наиболее выдающихся воевод Свидригайло. Поляки попытались взять замок приступом, но это им не удалось, а Юрша попросил перемирия, поправил за это время укрепления и продолжал защищаться; не раз и позже повторял он эту уловку и тем облегчал положение. Осада затянулась надолго, а Свидригайло тем временем призвал на помощь своих союзников. Поляки, наконец, потеряли всякое терпение; они заключили со Свидригайло перемирие на два года и отправились ни с чем восвояси. Но Свидригайло совершил большую ошибку, заключив перемирие, так как именно в это самое время его союзники крестоносцы напали на Польшу, и он мог тогда прочно обезопасить себя от поляков. Такого удобного случая ему уже не представилось.
По мирному договору захваченная поляками Западная Подолия (Каменец, Смотрич, Баката, Скала, Червоногород) осталась за Польшей, а Восточная - по р. Южному Бугу с городами Брацлав и Винница - была оставлена за Свидригайлом. Такое соотношение осталось и позже: западная часть, носившая имя Подолии, принадлежала Польше, а брацлавские и земли - великому княжеству Литовскому. Волынь осталась за Литвой на сто с лишним лет.
Но Свидригайло поляки не оставили в покое. Убедившись, что нe удастся подчинить его своим влияниям, они задумали избавиться от него. Они знали, что литовские магнаты, привыкшие при Витовте держать Русь в черном теле, недовольны Свидригайлом за то, что им приходится теперь делиться должностями и влиянием с украинскими и белорусскими князьями и панами. Рассчитывая на это, краковский двор выслал своих людей на Литву, и те организовали среди литовских магнатов заговор против Свидригайло, обещая им всякую поддержку со стороны Польши. Решено было вместо Свидригайло провозгласить великим князем Жигимонта (Сигизмунда), брата Витовта, и замысел этот удался. Жигимонт напал ночью на Свидригайло и едва не захватил его самого - он еле спасся бегством в Полоцк. Вся Литва присоединилась к Жигимонту, но русские остались со Свидригайло. Так раскололось великое княжество Литовское.
Имея на своей стороне русские земли, Свидригайло пробовал бороться с Жигимонтом. Украинские и белорусские князья и бояре верно помогали ему. Напрасно Жигимонт старался привлечь их на свою сторону, обещая, что русские бояре будут и у него иметь права, равные с католиками: это все-таки не да¬вало им полной равноправности, так как зани¬мать должности могли только ка¬толики, и пра¬вославные поэ¬тому предпочи¬тали держаться Свидригайло. Но борьба с Жиги¬монтом была не¬удачна. Наконец, он собрал все силы и вместе с крестоносцами напал на Литву в 1435 г., но и эта битва на ре¬ке Святой, око¬ло Вилькомира, окончилась полным разгромом войск Свидри¬гайло: почти все войско кресто¬носцев было уничтожено, из войск Свидригайло одних князей попало в плен 42 человека, много было убито; Свидригайло сам едва спасся. Жигимонт немедленно двинул свое войско в белорусские земли, города которых один за другим сдавались ему. На стороне Свидригайло осталась только Украина. Он поселился на Волыни и вступил в переговоры с польскими магнатами Галиции, которые, захватив Подолию, стремились присоединить и Волынь. Свидригайло заключил с ними условие, обещая отдать полякам Волынь, если они отвлекут Ягайло на сторону Свидригайло. Но советники Ягайло не хотели разрывать с Жигимонтом. Галицкие магнаты на свою ответственность помогали Свидригайло, прислали свое войско и своих наместников в волынские города, чтобы отстоять их от Жигимонта. Но тогда волынские бояре, опасаясь, что поляки действительно присоединят Волынь, не захотели дальше идти этим путем: сочли за лучшее сдаться и остаться в составе великого княжества Литовского. Осенью 1438 г. они послали к Жигимонту предложение принять Волынь под свою власть, и Свидригайло остался без всего. Но ненадолго. Приверженцы Свидригайло скоро покончили с Жигимонтом, составили против него заговор и убили его в Вербное воскресение 1440 г. Об этом ходило много рассказов, были и песни сложены о том, как «храбрые князья русские убили Жигимонта князя литовского». В летописях сохранились некоторые подробности заговора. Все дело вели Иван и Александр Черторыйские, князья из литовской династии, но поступали в этом случае, по словам летописца, «за волей всех панов и князей». Жигимонту ставили в вину его «сильные окрутенства» (бесчеловечные поступки) по отношению к своим подданным, в особенности к князьям, панам и шляхте, которых он, якобы, невинно подвергал казням и разным мукам, какие только мог придумать. И хотя те терпеливо все сносили, но он, не довольствуясь этим, хотел князей и панов совсем искоренить, а поднять простолюдинов. Многих держал в темнице и нарочно созвал на сейм всех панов, намереваясь перерезать их поголовно. Для того будто бы, чтобы избегнуть этой гибели, князья и составили заговор. Они вошли в соглашение с воеводой Троцкого замка, где жил Жигимонт, и провезли туда своих воинов, спрятанных в возы, нагруженные сеном для княжеской конюшни; подкупили его доверенного слугу киевлянина Скобейка, и тот впустил их в замок. Придя к двери княжеской спальни, они начали царапаться в дверь, зная, что Жигимонт держал прирученную медведицу, которая, просясь к нему, скреблась в дверь. Жигимонт впустил их, думая, что царапается медведица; тогда заговорщики бросились на него, и князь Черторыйский стал перечислять ему его вины, - что другим готовил, пусть сам пьет; а Скобейко схватил большие железные щипцы, какими мешали огонь в камине, и ударил ими Жигимонта по голове так, что кровь брызнула и залила стену. Жигимонт умер, и долго затем показывали его кровь на стене, как повествуют летописцы, передавая различные рассказы, какими оправдывалось убийство Жигимонта в аристократических кругах княжества Литовского.
Очевидно, задумывая убийство Жигимонта, заговорщики рассчитывали посадить на его место Свидригайлоайло. Как только разнеслись вести о смерти Жигимонта, Свидригайло снова вернулся на Волынь, в Луцк, и там был принят с большим почетом, как великий князь и государь. В своих грамотах он снова принимает титул великого князя и старается добиться его признания в польских кругах, но литовские магнаты не хотели признать Свидригайло, не желая делиться с Русью своими позициями и влияниями: они хотели все удержать в своих руках. Поэтому на место Жигимонта они избрали великим князем Ка¬зимира, младшего сына Ягайло, а Свидригайло ос¬тавили доживать век на Во¬лыни, князем волынским. Оставив Волынь под вла¬стью Свидригайло и его приверженцев - украинских кня¬зей и панов, литовские магна¬ты, захватившие в свои руки управление великого княже¬ства Литовского именем ма¬лолетнего Казимира, оказали тем самым большую услугу украинскому элементу: самая обширная, сильная и наибо¬лее панская, вся покрытая княжескими и панскими поместьями, замками и резиденциями, Волынь могла жить своей жизнью, под управлением «своего» князя. Но сверх того они сделали еще одну уступку: отдали Киевскую землю сыну изгнанного Витовтом князя Владимира Ольгердовича, Алек¬сандру, или Олельку, как его называли. Это был очень покладистый князь, послушный литовским правителям. Его сын Семен, унасле-довавший около 1454 г. после отца киевский престол, был женат на дочери главы литовского правительства, воеводы Гаштовта, считался своим среди литовских панов, и когда заходила речь об отдель¬ном великом князе после того, как Казимир сделался королем польским, то Семен Олелькович считался первым кандидатом на великое княжение. Это давало иллюзию равноправия Литвы и Руси: большая часть украинских земель стояла под управлением своих князей, близких им по национальности, и даже один из них считался кандидатом на великокняжеский престол. Русь нужна была литовским правителям, так как отношения с Польшей были натянутые, сперва из-за Дорогичинской земли, которой хотели завладеть польские мазовецкие князья, а литовские пра¬вители этому воспротивились; затем произошла ссора из-за Волыни. Поляки в свое время не поддержали Свидригайло, как он этого хотел, но все же рассчитывали на Волынь и надеялись, что после его смерти она непременно перейдет к ним.
Между тем Свидригайло, будучи противником Польши, вовсе не рассчитывал переда¬вать Волынь полякам и перед смертью предупредил литовское правительство, чтобы оно заблаговременно приняло от него Волынь. Тогда князь Юрий Пинский, Юрша и др. ввели в 1451 г. свои войска в волынские земли еще при жизни Свидригайло и заняли ее от имени великого князя литовского. Поляки были этим очень раздражены и резко упрекали Казимира, допустившего это присоединение; собирались даже воевать с Литвой, но Казимир кое-как успокоил их. Со време¬нем, однако, это забылось, и отношения Литвы с Польшей выровня¬лись. Казимир не допустил до избрания отдельного великого кня¬зя - предоставил все управление литовским магнатам, временами только наезжая из Польши в великое княжество. Литовские магнаты были довольны таким положением дел, фактически управляя вели¬ким княжеством по своему усмотрению и вместе с тем про черный день располагая поддержкой Польши. Не чувствуя над собой ника¬кой опасности, они теперь уже не находили нужным считаться с укра¬инской и белорусской аристократией, хотели всем править сами, не оставляя ничего этой последней. На Волынь посылали наместниками вперемежку украинцев и литвинов, а когда умер Семен Олелько-вич Киевский (1470), они не захотели отдать Киевского княжества кому-либо из его родственников. Напрасно князь Семен перед смертью напоминал Казимиру свою верную службу-послал ему в дар свой лук и своего коня, на котором ездил на войну, и просил, чтобы тот был милостив к его семье за его службу. Напрасно и киевляне просили, чтобы им в князья дали младшего брата Семена - Михаила, бывшего тогда литовским наместником в Новгороде. Ли¬товские правители решили не давать Киева Олельковичам, обратить его в простую провинцию и послали туда воеводой литвина Мартына Гаштовта. Казимир исполнил их желание, дал семье Семена Слуцкое княжество, а Киев отдал Гаштовту. Узнав об этом, киевляне заявили, что Гаштовта они ни в каком случае не примут, так как он не княжеского рода и к тому же като¬лик; клялись или головы свои сложить, или добыть себе князя и дважды не пускали к себе Гаштовта, когда он приехал к ним на воеводство. Умоляли Казимира, чтобы он им дал князя православной веры, а если это невозможно, то хоть бы и като¬лика, но княжеского рода, лучше всего в таком случае кого-нибудь из своих сыновей, из уважения к былой славе Киева. Но литовские магнаты упорствовали, послали с Гаштовтом вой¬ско, и киевляне должны были в конце концов сдаться, при¬няли Гаштовта и склонили головы перед литвином. Этот факт произвел сильное впечатление на Украине и на Бе¬лой Руси. С горечью вспоминали, как Литва когда-то платила дань киевским князьям лыком и вениками но своей бедности, по-тому что ничего более ценного не имела, а теперь приходится поко¬ряться ей во всем.
Михайло Олелькович, бросивший Новгород для Киева при первом известии о смерти брата, теперь, когда Киев ускользнул от него, начал организовывать заговор со своими род¬ственниками и другими князьями, со своим шурином, молдавским воеводой Стефаном и двоюродным братом, великим князем мос¬ковским Иваном. Вероятно, устраивая этот заговор против литовского правительства, князья рассчитывали провести на великое княжение своего человека, может быть, того же Михаила Олельковича,- ведь и брат его считался кандидатом в великие князья. Глав-ную надежду возлагали они на московского князя, но как именно они представляли себе план восстания, мы не знаем. Заговор был обнаружен в 1481 г. Од¬ному из главных участников, князю Бельскому (двоюродному брату Михаила), удалось убежать в московские земли; при¬шлось бежать верхом, в одной сорочке; даже молодую жену не мог взять с собой: оставил ее сейчас же после свадьбы, и так ее и не вы¬пустили к нему из Литвы. Михаила Олельковича и его родственни¬ка, князя Ивана Гольшанского, схватили и отрубили им головы. Их обвиняли в том, что они хотели убить великого князя Казимира. Много ли других участников было в этом заговоре, мы не знаем. Но мысль искать помощи у Москвы против Литвы, против того унизительного положения, в какое она поставила украинских и белорусских князей и панов, не угасает в этих кругах. Если литвины, опираясь на католическую Польшу, теснили православных, то православным естественно было мечтать опереться на православную Молдавию и в особенности на Москву, издавна конкурировавшую с Литвой в собирании земель старого Киевского государства. Великие князья литовские хотели «всю Русь» подчинить себе, великие князья московские — собрать в своих руках. И пока князья литовские покровительствовали старорусской культуре, местной жизни и приноравливались к ней, до тех пор белорусские и украин¬ские земли сами тяготели к ним, и им действительно можно было думать о том, чтобы собрать в своих руках «всю Русь», как выра¬жался великий князь Ольгерд: великие князья литовские чувствовали себя сильнее Москвы. Но когда Литва начала теснить украинско-бело¬русские элементы и они стали тяготеть к Москве, это сейчас же подняло дух московского правительства, и литовские правители по¬чувствовали его перевес, хотя и не хотели менять из-за этого своей политики - в своих интересах.
Новое соотношение сил дало себя почувствовать в особенности на пограничных, между Литвой и Москвой, черниговских землях. В северной части старой Черниговской земли было много маленьких княжеств, вроде больших панских поместий. Они принадлежали князьям из старой черниговской династии. В свое время эти князья добровольно подчинились Литве, удержав за собой право свободного «отъезда» - перехода в подданство другому госу¬дарству. Когда обозначился новый курс внутренней политики ве¬ликого княжества Литовского, в 1470-х и еще более в 1480-х гг., эти княжества начинают переходить в московское подданство. Встре¬воженное этим симптомом литовское правительство, вопреки дого¬вору, начало препятствовать таким переходам. Московское прави¬тельство из-за этого начало войну и выслало войска. Пограничные земли охотно принимали их, и великий князь московский, учитывая это тяготение к Москве, начал титуловать себя в своих грамотах, адре¬сованных литовскому правительству, «государем всея Руси». Новый ве¬ликий князь литовский Александр, чтобы положить конец опасному ин-циденту, посватал дочь великого князя московского и заключил с ним мир, уступив ему перешедших князей с тем, чтобы впредь их с волостями не принимать: кто хочет, может перейти на службу другому государю лично, но поместья его остаются за преж¬ним. Однако женитьба Александра на московской княжне не поправила дела, наоборот - дала повод к новым пререканиям вследствие различия религии: как раз в это время великий князь Александр, поставив митрополитом владыку Иосифа, человека податливого, замышлял унию своих православных подданных с католической церковью; на этой почве возникли разные вопросы отно¬сительно супруги великого князя -как быть с ее православным исповеданием. И вот среди слухов о том, что православных в Литве принуждают к латинству, пограничные князья с 1500 г. снова начинают переходить под власть Москвы. Как причину выставляют притеснения их религии - их силой принуждают к латинству; мо-сковское правительство тогда заявляет, что, принимая во внимание такой святой мотив, оно не считает возможным придерживаться договора 1494 г. и будут принимать всех, переходящих с их зем¬лями. В Литве жалова¬лись, что московское правительство само побудило к этому князей, и, во всяком слу¬чае, очень вероятно, что оно вну¬шило им мысль сослаться на притес¬нения в вере, как на мотив, ввиду которого теряет силу всякий договор.
Так или иначе, но лишь только Москва начала принимать князей с их землями, они снова двинулись массой в черниговских землях - не только мелкие, а и более крупные владельцы: князь Семен Можайский перешел под власть московского государя с Черниговом, Стародубом и с прочими волостями, князь Василий Шемячич с Новгородом-Северским и Рыльском с воло¬стями, и др. Вся Черниговская земля переходила под власть Москвы. Великий князь московский решил ковать железо пока горячо, объ¬явил Литве войну на защиту православной веры и заявил, что бу¬дет «стоять за христианство, сколько Бог поможет». Высланные им войска довершили присоединение Северской земли к Москов¬скому государству, а великий князь московский начал уже пого¬варивать о прочих «русских землях», находившихся еще под властью Литвы. Литовское правительство поспешно прекратило свои начинания относительно унии православных с Римом и поскорее заключило перемирие, оставив Северскую землю за Москвой, в на¬дежде возвратить ее себе при благоприятных обстоятельствах. Но таких благоприятных обстоятельств пришлось ждать очень долго. Через несколько лет вспыхнуло новое восстание среди украинского князей и бояр. Поднял его князь Михаил Глинский. Его род имел поместья в тогдашней Киевской земле (от г. Глинска на Ворскле пошло и имя этого рода); род этот, однако, ничем не выделялся, пока упомянутый князь Михаил не придал ему славы и значения. Это был человек больших способностей, смелый, энергичный, умевший влиять на людей и руководить ими. В молодости он был в Западной Европе, жил долго при дворе императора Макси¬милиана, затем служил у саксонского курфюрста Альбрехта и с его вой¬сками участвовал в разных походах, побывал в Фризии (теперешней Голландии), в Италии и Испании и, приобретя таким образом славу зна¬тока военного дела и вообще образованного европейца, в последних годах XV в. явился ко двору великого князя литовского Александра, понравился ему и вскоре сделался у него самым близким человеком. Своим влиянием он пользовался, чтобы доставить выдающиеся позиции своим братьям и родственникам, украинским князьям и панам. Это было очень неприятно литовским магнатам, но последние не могли ничего поделать, так как, выступая против Глинского, попадали в немилость у великого князя Александра. Один брат Глинского получил киевское воеводство, другой сделался наместни¬ком (старостой) берестейским; и другие родственники Глинского полу¬чали должности и поместья - все то, от чего уже давно отвыкла украинская и белорусская аристократия в великом княжестве Литовском. Но неожиданно Александр заболел и умер в 1505 г., еще до¬вольно молодым. Литовские магнаты избрали великим князем его млад¬шего брата Жигимонта (Сигизмунда) и, прежде всего, постарались во-оружить его против Глинского, обвиняя его в том, что он ускорил смерть Александра, что он сам хочет быть великим князем и т. п. Все это была бьющая в глаза ложь, но Жигимонт делал вид, что верит этому, и начал отбирать разные должности у Глинского и его родствен¬ников. Напрасно Глинский хотел оправдаться, добивался суда - он убедился, что Жигимонта восстановили против него, и решил под¬нять восстание. Выехав в свои туровские поместья, он начал организовывать заговор среди бояр и князей, подымать население, стращая, что их будут крестить силой в католичество, а если не за¬хотят - казнят смертью; вошел в переговоры с великим князем московским и его союзником, крымским ханом, уговаривая их напасть на Литву в то время, как он поднимет восстание в самом великом княжестве Литовском. Что именно он имел при этом в виду, в точности не известно, так как с его стороны объяснений не имеем и знаем только слухи, ходившие среди его врагов. Вероятнее всего, что заговорщики замышляли при помощи Москвы и Крымской Орды отторгнуть украинские земли, по крайней мере, восточные, и образовать из них отдельное княжество под верховной властью великого князя московского. И действительно, если бы Москва и Крым энергично под¬держали Глинского, ему легко могло бы это удаться; но эти союзники, хотя и неприязненные Литве, не оценили этого момента достаточным образом. Хан вовсе не двинулся. Великий князь московский выслал войско осенью 1507 г., и Глинский, полагаясь на это, поднял восстание. Но московское войско вскоре отступило обратно за границу, и позже на помощь Глинскому пришел только небольшой московский полк, а главные свои силы Москва выслала не на Украину, где подымал восстание Глинский, а в далекую Белоруссию. Ввиду этого местное боярство притихло и не отважилось пристать к Глинскому; народ и не шевельнулся: как и во времена Свидригайловых восстаний, он смотрел на все это, как на дело панов,- к его интересам по¬дойти они не сумели. Только соседний Мозырь поддался Глинскому: на¬селение встретило его с духовенством во главе, как своего государя; другие города - Слуцк, Овруч, Житомир - не поддавались; Глинский мог только производить набеги, разорять поместья своих врагов, опустошать земли великого князя литовского. А когда из Польши дви¬нулся Жигимонт с польским войском, и литовское войско под начальством гетмана литовского князя Константина Острожского также присоединилось к нему, Глинский не решился выступить против этих сил, отступил со своими приверженцами за границу под за¬щиту московского войска и искал приюта в Москве вместе со сво¬ими сторонниками.
Этим и окончилось восстание. Великому князю литовскому Глин¬ский отплатил затем в новой войне - Москва завоевала Смоленск от Литвы. Но положение Украины от этого не улучшилось.
В то время, как Восточная Украина, в лице местной аристо¬кратии, искала опоры в Москве, Западная Украина - в особенности Галиция - ищет избавления от своей тяжелой участи у соседней Молдавии, близкой по вере и славянской культуре. Молдавское кня¬жество, организовавшееся в середине XIV в., достигает в это время большой силы и значения под властью своего государя Стефана Вели¬кого (1457-1504), сумевшего не только расширить свои владения, но и создать себе прочное и самостоятельное положение, отразив турецкие напа¬дения - самого грозного султана Мехмета. Румыны Молдавии находи¬лись под влиянием болгарской культуры, близкой украинцам; книжность, просвещение, искусство были общие, поэтому Подолье и Галиция, в особенности юго-восточная часть последней (земля Галицкая), поддер¬живали тесные связи с Молдавией и в трудные минуты искали там помощи и опоры. В конце XV - начале XVI вв. здесь были политические движения, рассчитанные на помощь Молдавии. Молдавские господари, владея украинскими землями по реке Прут (теперешняя Буковина), стремились захватить соседнее галицкое Покутье, пробовали оторвать его от Польши, и в связи с этим в южной Галиции украинского население тяготело в сторону Молдавии, подобно тому как в Восточной Украине проявлялось тяго¬тение в московскую сторону. Недаром долго пели в Галиции и в соседних краях песни о воеводе Стефане.
Наиболее известное движение произошло здесь в 1490 г., под предводительством Мухи. Судя по всему, движение было действительно серьезное, только, к сожалению, по¬дробности его очень мало известны. Совре¬менники расска-зывают, что ка¬кой-то Муха из Молдавии взбун¬товал Покутье, поднял крестьян, так что имел с собой девять ты¬сяч вооруженного войска из тамош¬них крестьян и с ними разорял поместья польской шляхты. Не только крестьяне присоединялись к нему, а и местная украинская шляхта, как это видно из одного сохранившегося документа, где упоминаются поместья, конфискованные правительством у украинских шляхтичей за участие в восстании Мухи. Он овладел всей Юго-Восточной Гали¬цией до самого Галича и двинулся за Днестр на Рогатин. Польская шляхта была в большом переполохе, король созвал поголовное ополче¬ние, просил помощи у прусских крестоносцев. Но местной польской шляхте совсем неожиданно, «больше божьей помощью, чем человеческой», удалось внезапным нападением захватить войско Мухи, когда он переходил Днестр; в его войске произошло смятение, оно начало разбегаться, одни топили других в Днестре, и вышел такой переполох, что и сам Му¬ха бросился бежать. Один позднейший писатель рассказывает, что после этой неудачи Муха готовился к новому восстанию, но по¬ляки схватили его: подкупили женщину, у которой он бывал, и она выдала им его.
Есть еще глухое известие о каком-то претенденте на украинские земли, высланном воеводой Стефаном: этот претендент будто бы называл себя законным государем Руси и пытался поднять вос¬стание в Галиции, чтобы при помощи султана освободить ее от Польши, но поляки схватили его. Позже, во время похода молдавского воеводы Бог¬дана на Галицию в 1509 г. много украинской шляхты в Галиции присоеди¬нилось к нему, как прежде к Мухе; они удалились затем вме¬сте с молдавским войском в Молда¬вию, когда этот по¬ход не удался, а по¬местья их были кон¬фискованы. Эти случайно сохранившие¬ся известия ясно по¬казывают, что здесь, в Галиции, также была, говоря современным тер¬мином, украинская оппозиция, стремившаяся освободиться от польского владычества при помощи близкой по вере и культуре Молдавии. Но эти попытки не удались, так как Молдавия была слишком слаба, чтобы под¬держать украинский элемент Галиции, а этот последний был здесь еще гораздо более задавлен, чем в великом княжестве Литовском. В этом украинское общество должно было убедиться очень скоро, и поэтому, вслед за неудачными попытками освобождения от Польши при по¬мощи Молдавии, мы замечаем в Галиции первые, вполне определен¬ные проявления организации народных сил для ограждения своих прав и для создания новых основ национальной жизни.
Условия украинской жизни были здесь, действительно, чрезвычайно тяжелы, не было даже такой аристократии, как на Волыни или на Киевской земле, у которой украинская культурная жизнь могла бы найти поддержку и покровительство. Могущественное боярство Галиции исчезло в XIV-XV в., или утратив свои поместья в польских конфискациях, или смешавшись с польской шляхтой и приняв католичество, а затем и ополячившись (в особенности поводом к этому служили смешанные браки с католичками: случалось, что жениху ставилось условие, что он еще до свадьбы должен пе¬рейти в католичество). Православным были закрыты все пути; даже православной присяги в судах часто не хотели принимать; не удиви¬тельно, что много православных в конце концов махнуло рукой на все национальные традиции и приняло католичество «для лакомства несчаст¬ного», говоря словами позднейшей думы. Уцелела только мелкая шляхта, бедная и темная, не имевшая ни влияния, ни голоса в политических вопросах, притом неорганизованная. Православная церковь, эта един¬ственная в то время представительница украинской национальной жизни, единственная форма национальной организации, была совершенно за¬давлена. С середины XV в. галицкая митрополия оставалась вакант¬ной, и король отдал ее в заведование галицкому старосте, а заведова¬ние духовными православными делами присвоил себе львовский католический архиепископ и назначал от себя для управления ими своих наместников. Сопротивление православного духовенства подавлялось грубой силой; десятки лет потом в Галиции вспоминали, как право¬славных клирошан водили «на поворозах» с Клироса (митрополичьей резиденции) и велели им идти вброд через Днестр, угрожая пото¬пить их, если будут продолжать сопротивляться.
Ввиду забот о возобновлении православной иерархии прежде всего проявляются стремления галицкого общества к национальному возрождению после того, как рассеялись надежды на заграничную по¬мощь. Стремления эти становятся заметными в начале 1520-х гг., а начались, вероятно, гораздо раньше, и много лет прошло, пока право¬славным Галиции удалось добиться от правительства позволения, чтобы киевский митрополит посвятил епископа для галицкой епархии. Неверо¬ятными кажутся теперь документальные повествования о тех путях, какими должны были добиваться этого позволения галичане: приходилось искать покровительства у разных лиц, имевших влияние на королевский двор, оплачивать все щедрыми подарками, платить даже самому королю и королеве. За привилегию на епископство галичане должны были обещать королеве Боне двести волов, за отмену прав львовского архиепископа раздали они сто десять волов королю, королеве и раз¬ным панам; затем пришлось раздать еще сто сорок волов, пока король выдал новому епископу подтвердительную грамоту и т. д.
Главным образом хлопотали об этом украинские мещане Львова. В то же время они добивались отмены различных ограничений, тяго¬тевших на них: их не только не допускали к городским должно¬стям, но и не принимали в ремесленные цехи, не позволяли зани¬маться продажей горячих напитков, торговать материями; им нельзя было иметь домов за пределами маленького русского квартала (где теперь «улица Руська» с соседними переулками); вне этого квартала им не разрешали церковных процессий, похорон с церковной церемонией... Даже православной присяги не принимали в судебных делах.
Львовская Русь добивалась отмены всех этих запрещений через разных влиятельных магнатов, между прочим, через известного волынского магната Константина Ивановича Острожского, гетмана литовского (пользовавшегося большим уважением при королевском дворе за свои военные заслуги и даже, «не в пример прочим», получившего воеводство троцкое, одну из важнейших должностей в княжестве Литовском). Не жалели подарков и взяток. Но все-таки добились немногого, и в старой столице Галиции укра¬инцы и позже оставались «инородцами», пользовавшимися кое-ка¬кими правами только в своем квартале. Однако они не падали духом. Важно было пока уже то, что все-таки, несмотря на все пре¬пятствия, они добились своего православного епископа и водворили его во Львове в 1539 г. Это была важная точка опоры в национальной жизни того времени.
Одновременно реформируются церковные братства в интересах национальной организации. Такие братства издавна существовали при церквах, начало их восходит еще к языческим временам, к языческим празднествам и игрищам, на которые собирались соседи из окрестных сел. Позже, когда эти села были объединены приход-ской церковью, связующим нервом служили храмовые праздники, всенародные пиры, гак называемые братчины: для них варили мед и пиво, принимали на пир пришлых гостей за плату и вырученные деньги передавали церкви. Память об этом сохранилась в былинах о Василии Буслаевиче, где идет речь о канунном меде и ячном пиве, который варила в свой храмовой праздник братчина Никольщина под руководством церковного старосты, принимавшего за «немалую сыпь» также и посторонних гостей на братский пир.
Затем, когда польско-литовское правительство вместе с городским устройством по немецкому праву начало вводить также и це¬ховые ремесленные братства по немецкому образцу, украинские и бе¬лорусские мещане начинают реформировать свои старые церковные, «медовые» братства по образцу новых цеховых братств, чтобы иметь законную форму для своей организации. Старейшие уставы таких реформированных братств сохранились в Белоруссии, в Вильнюсе, а на Украине - во Львове. Львовское братство при главной церкви Успе¬ния, в русском квартале, было реформировано, вероятно, вместе с введением епископства. От 1540-х гг. имеются уставы несколь¬ких братств при церквах львовских предместий, написанные по об¬разцу Успенского братства. В них постановляется, что в братства могут вступать также посторонние люди, шляхтичи, но никто свое¬вольно не может выступать из братства. Братства, таким образом, служили целям организации украинской народности. Львовские мещане, наиболее сознательные и зажиточные, и привычные к организации, а вместе с тем наиболее живо чувствующие свое бесправие, кладут начало нацио¬нальной организации, привлекают к ней остатки православной шляхты и духовенства (крестьяне были совершенно бесправны и лишены возможности принимать сколько-нибудь деятельное участие в каком бы то ни было, даже культурном, движении). Львовские братства, в осо¬бенности братство Успенское, делаются центром этого нового движения.
Ими интересуются и покровители галицкой Руси, воеводы молдавские: они присылают вклады и различные подарки братской церкви и всевозможные припасы на брат¬ские пиры братчикам, «своим друзьям», как их называют: деньги на пиво и мед, а баранов в натуре. Из Львова такие братства распространяются в соседних местностях, служа основой национального объединения и организации. Настоящего содержания для этих кружков еще не выработалось, но форма была уже готова, а по¬ следующее время принесло и соответственное содержание.
В то время, как князья и магнаты Восточной Украины, проиграв восстание, притихли и искали милости литовского правительства, довольные тем, что у них еще оста¬лось, а в Западной Украине после неудачных мол¬давских выступлений население принялось за ор-ганизационную работу, на крайнем пограничье
тогдашней украинской жизни подымалась новая сила. О ее значении нель¬зя было судить по ее первым выступлениям, и, вероятно, никто не угадывал в ней будущую национальную силу, которой предстояло взять на себя осуществление всего того, чего не умели добиться ни украинские князья и магнаты, которые не были в состоянии повести за собой народ, ни украинское мещанство Западной Украины, бессильное сломить узы польского шляхетского господства. Трудно было ожидать такого серьезного дела от несерьез¬ного пограничного добычничества - казакованья или казачества, как его тогда называли, каким проявляла себя на первых порах эта новая сила.
Почву и условия для этого, как бы нового, но в действительно¬сти старого, только возродившегося при новых условиях бытового явления подготовило очень печальное для украинской жизни событие - новое татарское опустошение Восточной Украины Крымской Ордой, постигшее ее в конце XV в.
Татарская Орда Батыя очень недолго сохра¬няла свою сплоченность и единство: уже в конце XIII в., а затем еще более в XIV в. она расползается, и представители ханского рода и разные вожди, беки начинают междоусобья, поддерживая то одного, то другого претендента на ханство. Вследствие этих все усиливающихся междоусобий главная Орда, так называемая Золотая, кочевавшая на Волге, в XV в. совершенно ослабела, и западные орды, кочевавшие в Крыму и на низовьях Днепра и Днестра, обособились и образовали отдельную Орду, ханы которой основа¬лись в Крыму. Окончательно обособил ее хан Хаджи-Гирей, начиная с 1430-х гг. Решительно разрывая с Золотой Ордой, он искал опоры и помощи соседнего великого князя Литовского. Но литовское правительство, занятое своими делами, не сумело по достоинству оце¬нить этот момент и не поддержало Крымскую Орду сколько-нибудь энергично, даже не прекратило своего союза с ее врагами, ханами Золотой Орды. Поэтому сын Хаджи-Гирея Менгли-Гирей искал дру¬гих союзников - отдался под владычество турецкого султана и во¬шел в тесный союз с Москвой. А Москва, соперничавшая с вели¬ким князем Литовским, начала подстрекать Менгли-Гирея к напа¬дениям на литовские и польские земли, посылала ему с этой целью богатые подарки, и под ее влиянием Менгли-Гирей действительно начи¬нает опустошать украинские земли, принадлежащие великому князю литовскому и Польше. Великое княжество Литовское, занятое войной с Москвой и ослабленное внутренним расколом, не могло и не умело энергично противостоять этим новым татарским нападениям. Местные украинские князья и магнаты защищались, как могли, но не получая почти никакой помощи от правительства, не смогли дать надлежащего отпора татарским набегам. Весной 1482 г. Менгли-Гирей под влиянием подарков и просьб московского великого князя Ивана, побуждавшего его к нападениям на Подолию или на Киев, отправился походом в Киев¬скую землю, осадил и добыл Киев, сжег киевский замок, разорил окрестности Киева и с триумфом послал Ивану золотую чашу и дискос из св. Софии Киевской. После этого он несколько лет опусто¬шал Подолию, а польский король неудачным походом на Буковину поднял еще и турок: татары, турки и молдаване вместе опустошали Подолию и Галицию. Татары производили набеги также на Заднепровье, но мо¬сковское правительство, имея в виду завладеть северскими землями, просило их воздержаться от этих набегов. Поэтому, опустошив Киевскую землю, Менгли-Гирей принимается за Волынь, опустошает также белорусские земли. Случалось, что татар при этих нападе¬ниях громили,- так прославились победами над ними Михаил Глинский и еще более Константин Острожский; но чаще всего Орда беспрепятственно опустошала земли и безнаказанно увозила добычу. Вся Украина, сам воздух ее, наполнилась невольничьим плачем, еще и теперь, по прошествии стольких веков, звенящим и плачущим в украинских песнях.
Население чувствовало себя совсем беззащитным. Литовское правительство вместо того, чтобы позаботиться о защите, предпочитало откупаться подарками, согласно было даже платить хану от каждого человека ежегодную дань, чего не было здесь и при татарском влады¬честве; уговаривало татар опустошать московские земли вместо литов¬ских и в конце концов добилось только того, что Орда одинаково начала опустошать и московские земли, и литовские. Киевские земли по обе стороны Днепра почти совсем опустели от этих нападений. На По¬лесье около Овруча и Чернобыля были еще села, но, начиная от Киева, далее на юг, держались только некоторые замки, и население, какое еще не убежало отсюда подальше на север и запад, в более безопасные края, жило только при этих замках и отсюда выхо¬дило на охоту или сельскохозяйственные работы. Запустение было гор¬шее, нежели во времена Батыя, условия жизни несравненно тяжелее.
Поднепровье обратилось в пустыню. Одичало и заросло в течение нескольких десятков лет, как какая-нибудь дикая страна. Но именно эти роскошные, дикие пустыни, этот край крещеного мира, потому и получивший специальное название Украины, привлекал к себе население своим диким привольем -тем, что здесь не было ни хозяина, ни пана. В записках XVI в. находим много рассказов, часто приукрашенных, о приволье и богатстве дикой, запу¬щенной украинской природы. Земля, говорили, дает там невероятные урожаи, возвращает посевы до ста раз; каждый год сеять нет нужды: если посеять раз - уродит и на другой год, и даст в один год второй и третий урожай; если оставить плуг на поле, то в два-три дня он так обрастет, что его трудно найти. Трава на пастбищах так высока, что пасущихся волов едва видно в ней; иногда из травы не видно и рогов. Пчел такое множество, что они носят мед не только в дупла деревьев, но и в ямы, и не раз случается провалиться в такой медовый колодезь. Реки переполнены рыбой; осетров и другой рыбы идет с моря в реки неслыханное множество, так что во время этого движения рыбы можно копье во¬ткнуть в воду - будет торчать, как в земле, в сплошной массе рыбы. Зверя в лесах и степях такая масса, что диких бы¬ков, коней и оленей убивают только для шкуры, а мясо выбрасыва¬ют. Диких коз столько набегает из степей в леса на зиму, что их можно убивать тысячами. Птиц тоже невероятное количество - весной мальчишки набирают полные лодки яиц диких уток, гусей, журавлей, лебедей. И так далее...
В этих рассказах многое преувеличено. Но они дают нам понятие об этом киевском приволье и о ходивших о нем слухах. И оно привлекало к себе людей смелых и отважных, не боявшихся идти в дикие степи, навстречу татарину, готовых выдерживать безу¬станную борьбу с ним, лишь бы пользоваться богатствами и приволь¬ем этой земли. Из киевского Полесья и из более удален¬ных краев - из Волыни, из Белоруссии - каждую весну множество людей двигалось на Киев и расходилось на здешних «уходах», зани¬маясь ловлей рыбы, зверя, пасечничеством. Они собирались в арте¬ли - «ватаги», выбирали атамана, заготовляли оружие и нужные при¬пасы и ранней весной отправлялись в степные «уходы», чтобы хозяй-ничать там до поздней осени, а затем с запасами меда, рыбы, шкур, лошадей и скота возвращались «на волость». Но на волости их ожи¬дала старостинская администрация и за право пользоваться уходами отбирала львиную долю добычи «на замок». Поэтому более смелые не возвращались на зиму в замки, а зимовали в степях. Другие оста¬вались зимовать при поднепровских замках, иные возвращались до¬мой. Для одних, побывавших раз-другой в степи за добычей, это было средством поправить свое хозяйство; другие втягивались в это уходничество, оно делалось для них обычным средством к су¬ществованию, и они оставались поближе к своим уходам, при каком-нибудь замке или в самих степях. Это называлось казачеством, а промышляющие им - казаками. Официально это означало промыслы в степных уходах, рыболовство, охоту и пчеловодство. Но из этой официальной сферы оно скоро пе¬реходило в неофициальную, называвшуюся «луплением чабанив татарських» или турецких. Остерегаясь татар в степях, ежеминутно го¬товые к защите от их нападений, эти степные промышленники не упускали также случая поживиться за счет татар, если чувствовали перевес на своей стороне: разгромить татарскую ватагу, застигнув ее где-нибудь в удобном месте, отбить татарский табун или стадо овец, или разграбить кара¬ван турецких или армян¬ских купцов, какого-ни¬будь московского или ли-товского гонца, посланно¬го «с подарками» хану, а то и городок турецкий или татарский. Отсюда и ведет свое начало назва¬ние казака: слово казак широко распространено у народов турецкого кор¬ня: оно употреблялось еще у половцев и до сих пор употребляется у тюркских народов и означает бродягу, промышляющего войной и разбоем. Прилагалось оно к степным татарским бродягам, перешло и к нашим украинским.
Название было ново в применении к украинским степнякам: они называются казаками в наших источниках только с конца XV в., но самое явление - это степное добычество на стенном пограничье - очень давнее. Это те же старые анты, ходившие с болгарами и аварами в походы на византийские земли. Это те бродники, скитавшиеся в подонских и поднепровских степях в половецкие времена, «берладники» и «вигонцы галицкие», кочевавшие над Днестром и Дунаем в XII—XIII в., занимаясь рыболовством, а при случае и войной. Это те «храбрые кметы», пограничники, прославленные «Словом о полку Игореве», где Всеволод, князь курский, хвалит свою дружину, под тру¬бами повитую, под шеломами взращенную, с конца копья вскормленную, рыщущую словно серые волки по степи, ища себе чести, князю славы.
Старое явление получает только новое название, но в новых усло¬виях- благодаря тому, что такие огромные пространства вышли из нормальных общественных и политических рамок жизни, из-под надзора администрации, из боярского и панского владения - оно могло развиться шире и сильнее, чем когда бы то ни было прежде.
