Ликвидация гетманства и уничтожение Запорожской Сечи.
Русское правительство воспользовалось смертью гетмана Апостола в 1734 г., чтобы снова отменить гетманскую власть. При первом известии об его смерти опубликован был печатный указ, пояснявший, что для избрания «доб¬рого и верного человека для этой знатной должности» нужно основа¬тельное рассуждение, и пока отыщется такой верный человек, импера¬трица вводит правление, составленное из шести особ. Царский рези¬дент князь Шаховской с двумя товарищами-великороссами и генераль¬ный обозный Лизогуб с двумя товарищами-старшинами будут с общего совета решать все дела гетманского управления, по «решительным пунктам» Апостола. «А быть им в заседаниях в равенстве, а заседать по правой стороне великороссийским, а по левой малороссийским». Со своей стороны императрица обещает сохранять за украинским на¬родом его права и вольности по статьям Богдана Хмельницкого.
Все это, даже выражениями своими, сильно напоминало грамоту Петра I, и действительно, упоминания о статьях Хмельницкого и о временном характере вводимого управления писа¬лись для виду, а в тайной инструкции князю Шаховскому откровенно объяснялось, что об избрании гетмана упоминается только для того, чтобы не вызвать раздражения и смуты, а на самом деле правитель¬ство вовсе не намерено более допускать избрание гетманов. Украина снова была переведена в ведение Сената, как обыкновенная имперская провинция, и ее фактическим правителем должен был являться первоприсутствующий новой коллегии, князь Шаховской. Равенство чле¬нов, о котором упоминалось в указе, оставалось пустым звуком ввиду тех прав, какими наделен был первоприсутствующий. Князю Шаховскому поручалось секретно присматривать и следить за украин¬скими членами правления, и если бы за ними обнаружилось что-нибудь подозрительное, то арестовать и на их место по своему усмотрению назначать людей, расположенных к русскому правительству, а вообще в важном случае не обращать внимания ни на какие инструкции, а поступать по своему благоусмотрению.
Таким образом, новый первоприсутствующий в действительно¬сти являлся настоящим правителем Украины точно так же, как прежний президент петровской малороссийской коллегии. Но правительству пришлось еще раз разочароваться в своих правите¬лях и вообще в великорос¬сах, назнача¬емых на укра-инские должно¬сти. Они само¬управничали, при¬тесняли население, не считались ни с какими законами, по¬лагаясь на доверие правительства. Этим подрывали они у укра-инского населения всякое доверие к управлению и москов¬ским чиновникам и во все те заманчивые слова о справедливости и за¬щите населения от зло¬употреблений, рассыпавшиеся в московских указах о введении новых порядков. Поэтому Шаховскому поручено было озаботиться также и тем, чтобы членами нового правления и генерального суда назначались из великороссов люди достойные, которые могли бы внушить украинскому народу доверие и расположение к российским порядкам. По прежнему примеру, рекомендовалось также пояснять простому народу, что новые порядки вводятся для защиты населения от старшинских притеснений, а на гетманское управление сваливать все беспорядки и беззакония, чтобы население не желало возобновления гетманства. Наконец, для того, чтобы обрусить высшие слои украинского общества, Шаховскому рекомендовалось «се¬кретно под рукой» отводить украинскую старшину от поляков и прочих «заграничных жителей», а побуждать их «искусным образом» к то¬му, чтобы украинцы роднились с великороссами.
Такие инструкции получал Шаховской и его преемники; можно себе представить, как должно было себя чувствовать украинское обще¬ство под таким управлением. Хотя царское правительство поручало при этом вести свою политику «секретно», «искусным образом», но трудно было рассчитывать на какую-нибудь дели¬катность в бироновские времена, когда не жалели и своих, наиболее высокопоставленных и заслуженных людей, не говоря уже об этой подавленной и терроризованной украинской старшине. Само правительство, когда доходило до дела, забывало о всякой деликатности. Киевский митрополит Ванатович вместе с игуменами киевских монастырей был устранен от должности и сослан за то, что не отслужил молебна в царский день. По различным, совершенно неосновательным подозрениям против старшины поручалось обыскивать и забирать бумаги и письма самых выдающихся и ни в чем не за-подозренных старшин - в том числе самого Лизогуба, старейшего украинского члена коллегии. Можно себе представить, как обращался и Шаховской, и его преемники с рядовым украинским населением! Шаховской считал даже, что правительство еще слишком церемо¬нится со старшиной, и советовал совершенно устранить ее от вся¬кого участия в правлении, назначив просто единоличного наместника великоросса, подразумевая, вероятно, свою почтенную персону. Однако царское правительство не соглашалось на такой рез¬кий образ действий и успокаивало своего слишком горячего представителя, что украинские члены все равно в правлении ничего не значат, а если бы их вовсе устранить от всякого участия, то это могло бы украинский народ привести «в какое сомнение». А как соблюда¬лись при этом утвержденные царским правительством права и при-вилегии, может показать следующий пример: киевский городской ма¬гистрат защищал свои права от самоуправства великороссийских вла¬стей, и вот в 1737 г. тогдашний правитель Украины (первоприсут¬ствующий коллегии) князь Барятинский, придравшись к какому-то пу¬стяку, арестовал весь киевский магистрат и вместе с ними все грамоты города Киева, а правительству объяснил, что поступил так для того, чтобы магистрат не имел потом на что ссылаться в доказательство своих прав и вольностей.
Кроме этого великорусского правления, в это время над Украиной тяготела также тяжелая рука всякого военного начальства: киевских военных губернаторов, занявших место прежних вое¬вод, командующих российскими войсками, во время затяжной турецкой и крымской кампании и польских войн по своему усмотрению распоряжавшихся на тер¬ритории соседней Украины и командовавших укра¬инскими полками и всякой старшиной, не справляясь ни с какими правами и статьями. Совершенно обеску¬раженная самовластием своих великорусских прави¬телей, их суровым обхождением, подозрительностью и неразборчивостью в суровых наказаниях, украин¬ская старшина молча покорялась, не осмеливаясь да¬же поднять голоса о своих правах, об обещанном из¬брании гетмана и прежних порядках рада была, если ей кое-как позволяли существовать, и держалась тише воды, ниже травы. Насколько тяжело было это правление при Бироне, видно, когда на место великорусских правите¬лей в 1740 г. был назначен англичанин генерал Кейт: этот суровый воин оставил после себя хоро¬шую память тем, что не любил пыток и следствен¬ных «пристрастий» и был умерен в наказаниях, обращался с людьми приветливо и ласково. И это уже было в диковинку!
Но если так тяжело приходилось украинским верхам, то каково же было низам? Тяжело при¬ходилось и от своей старшины, устраненной от вся¬кой политической деятельности и с тем большим старанием принявшейся за увеличение своих имений и устройство хозяйства, за обеспечение своего потом-ства землями и всяким благосостоянием. Подчиняясь имперской политике, исполняя мелкие капризы вели¬корусских правителей и снискивая этой покорностью милость последних, она с тем большей энергией занималась присвоением земель, закрепощала казаков и посполитых, уверенная, что правители будут смотреть сквозь пальцы на эти зло¬употребления и не дадут хода делу, если какой-нибудь обиженный кре¬стьянин или казак начнет жаловаться на свои обиды перед великорусскими властями. Правительство для устрашения старшины умело пускать слухи, что новые порядки вводятся для того, чтобы защитить население от старшинских злоупотреблений; но в действительности у новых великорусских правителей точно гак же нельзя было найти никакой управы на старшину: взрощенные среди жестокого крепост¬ного права Великороссии, притом большие взяточники, они в раз¬ных возникавших делах обыкновенно принимали сторону помещиков-старшин, а не обиженного на-селения.
Вместо справедливых и честных людей, которые могли бы расположить население к имперским по¬рядкам, украинцы видели перед собой разных самодуров и взяточников, привыкших к чрезвычайно суровому и жестокому обращению с населением, ка¬кого не знало обвыкшее к гораздо более мягкому и свободному режиму население Украины. Видели разных проходимцев и мошенников, пугавших людей, доводивших их до тюрем и ссылки страшным «сло¬вом и делом», которым доносились в ужасную рос¬сийскую Тайную канцелярию всякого рода полити¬ческие наветы. Известен анекдот, как проезжий ве¬ликорусский офицер, заехавший со своей командой к одному украинскому пану и недовольный сделан¬ным угощением, привязался к хозяину за то, что у того на кафелях печи нарисованы были российские двуглавые орлы. Без рассуждений арестовав его, он отправил в Тайную канцелярию, обвиняя, что тот жжет на своих печах царский герб «неиз¬вестно с каким умыслом». Тайная канцелярия, усмо¬трев в этом действительно «слово и дело», взялась по-своему допрашивать бедного панка, зачем поста¬вил на печах царских греб и жжет его? И хотя тот доказал, что это обыкновенные кафели, куплен¬ные на ярмарке, но все-таки, чтобы освободиться из рук страшной канцелярии, должен был пожертвовать добрым табу¬ном коней, рогатым скотом и немалой суммой денег.
Правительство и правительственные сферы были настроены чрезвычайно подозрительно по отношению к украинцам: все прислушивались к слухам о заговорах, изменах и за каждый пу¬стяк готовы были привлекать людей к следствию - неслыханно суровому, сопровождавшемуся жестокими пытками, какие и оправданного зачастую навсегда лишали здоровья. Страшные предания об этих допросах и следствиях долго ходили по Украине.
К этому присоединялась для казачества тяжелая военная служба в турецких, крымских и польских походах, а для крестьян - хо¬ждение с подводами, доставка провианта для войска то даром, то якобы за плату, которой, однако, нельзя было дождаться. Из записок Якова Марковича, генерального подскарбия, известно, как целыми десятками тысяч забира¬лись тогда волы из Украины для войска - «с тем, что за них позже будет дана плата!..» Население жестоко разорялось этим собиранием скота и провианта, подводной повинностью, нередко лишавшей крестьян последнего рабочего скота, так что возницы возвращались пешком и без вся¬кого вознаграждения.
Все эти обстоятельства чрезвычайно тяжело отражались на народ¬ной жизни. Украина была вконец разорена. Министр Волынский, переезжая через Украину в 1737 г., писал Бирону, что до самого въезда своего в Украину он не предполагал, что она так могла опустеть, и такое множество здешнего народа по-гибло, а теперь столько выгнано на войну, что не осталось даже доста¬точного количества рабочих рук, чтобы посеять хлеба для пропи¬тания; и хотя думают, что так много земли осталось незасеянной благодаря упорству населения, но и некому работать и нечем - столько волов закуплено и погибло их в подводах, а теперь еще и сверх этого из одного Нежинского полка взято в армию 14 тысяч волов, а сколько из других полков взято, того точно сказать нельзя.
Такие условия вызывали сильнейшее неудовольствие, горячие жела¬ния возвращения к гетманскому управлению и живейшую радость, ког¬да это возвращение стало возможным. Окончание тяжелой турецкой вой¬ны в 1740 г. только несколькими месяцами опередило смерть импера¬трицы Анны. После кратковременного регентства Анны Леопольдовны осенью 1741 г. произошел переворот, посадив¬ший на престол дочь Петра I, Елизавету. Это повлекло перемену в по¬литике правительства российского по отношению к Украине.
Хотя Ели¬завета считала себя в политике верной последовательницей своего отца, но в отношениях к Украине личные симпатии склоняли ее к большей снисходительности. Еще бу¬дучи великой княжной, ли¬шенной всякого влияния и значения, полюбила она кра¬сивого придворного певчего Алексея Разумовского. Он был сыном реестрового ка¬зака из села Лемешей Черниговской губернии; об¬ладая хорошим голосом, пел в церковном хоре своего се¬ла, затем был отправлен в Петербург, в царский хор. Здесь его заметила царевна, приблизила к себе, сделав его управляю¬щим одного имения, а став императрицей, тайно обвенчалась с ним и до самой своей смерти осыпала его милостями, наградив чином фельд¬маршала и званием графа Римской империи. Необразованный и не от¬личавшийся большими способностями, Алексей Разумовский был, одна¬ко, человек с природным тактом, притом добрый и искренний; он умел найтись в этом необычном положении, в политику не вмешивался, но остался верен своей украинской родине и снискал ей симпатии царицы. Вначале украинцам были даны только некоторые незначительные об¬легчения, но в принципе решено было восстановление гетманства и воз¬вращение других украинских порядков. В 1744 г. императрица посе¬тила Киев, осматривала его святыни и в ответ на радостные приветствия населения высказывала свои симпатии к украинскому на¬роду. Сочувственное отношение царицы к украинским нуждам было, конечно, известно старшине, и эти обоюдные изъявления симпатий и доверия подготавливали почву для нового направления украинской поли¬тики. Уверенные в благосклонном приеме императрицы, генеральные старшины и полковники подали ей петицию о разрешении избрать гетмана, и императрица заявила принципиальное сочувствие свое этому желанию, велела прислать специальную депутацию в столицу по случаю бракосочетания наследника престола Петра с будущей императрицей Екатериной и обещала удовлетворить ее пожелания.
Когда эта депута¬ция прибыла, ей был оказан благосклонный прием, а на поданное про¬шение об избрании нового гетмана был обещан благоприятный ответ. Дело затянулось, однако, так как лицо, предназначенное правитель¬ством в гетманы, не было еще готово для этого поста. Это был младший брат Алексея Разумовского Кирилл; ему тогда исполнилось только два¬дцать лет. Его воспитывали как знатного барина и для окончания образования послали в это время с гувернерами за границу. Конечно, украинской старшине это было известно, и депута¬ты ее, сидя в Петербурге, терпеливо ожидали, пока поспеет этот буду¬щий гетман. Наконец в 1746 г. его привезли из заграничного путе-шествия, женили на царской свояченице Екатерине Нарышкиной, на¬градили всяческими чинами, орденами и титулами (в т.ч. президентом Российской академии наук!), и после всего этого сочли возможным представить украинской старшине в качестве кандидата на гетманство. В 1747 г. отдан был Сенату указ о вос¬становлении гетманства, а в конце 1759 г. императрица уведомила наконец украинскую депутацию, все еще сидевшую в Петербурге в ожидании ответа, что на Украину посылается полномочный министр императрицы, ее родственник граф Гендриков, для избрания гетмана, и с этим украинские депутаты были отосланы на Украину. Действительно, в феврале 1750 г. прибыл в Глухов этот представитель императрицы с большой помпой. Украинская старшина и всякие военные чины с духовенством заблаговременно ожидали его там. 22 февраля произошло в необычайно торжественной обстановке избрание последнего гетмана. После того как прочитана была царская грамота, присутствующему «войску и народу» предложено было избрать себе гетмана. Конечно, присутствующие без колебания заявили, что хотят гетма¬ном Кирилла Раз¬умовского. Повто¬рив трижды свой вопрос и получив все тот же ответ, царский предста¬витель объявил из¬бранным Разумов¬ского, и затем вся было отправлено тор¬жественное бого¬служение по слу¬чаю радостного события. Пред¬ставителю импе¬ратрицы за труд и честь генераль¬ная старшина под¬несла в подарок 10 тысяч рублей (огромная по тому времени сумма), его товарищам 3 тысячи, а полкам на угощение поставлено было свы¬ше 900 ведер водки.
После этого торжественного избрания к императрице отправлена была депутация с уведомлением об этом; императрица утвердила Разу¬мовского на гетманство и издала указ, коим повелевала считать гетмана наравне с российскими фельдмаршалами, а затем ему был пожалован наивысший орден св. Андрея. Великороссийские должности, учрежден¬ные в Гетманщине, были отменены; под власть гетмана отдана была также Запорожская Сечь, и вообще возобновлен украинский строй, какой существовал до 1722 г. - до заведения малороссийской кол¬легии, и Украину снова перевели в ведомство министерства иностранных дел. Однако Разумовский, поссорившись с президентом иностранной коллегии, сам потом попросил перевести его в ведомство Сената. Так началось правление последнего украинского гетмана, продолжавшееся без малого пятнадцать лет.
Весной 1751 г. новый гетман получил от царицы гетманские клейноды и грамоту, по содержанию аналогичную с грамотой, данной в свое время гетману Скоропадскому, и отпущен был на Украину. Украинские летописцы с большой обстоятельностью описали все церемонии - последний отблеск украинской державности, и со¬хранили их в своих летописях, как последнее радостное событие укра¬инской жизни перед окончательным уничтожением украинской авто¬номии.
Сам новый гетман был человеком совершенно чужим Украине. Он вырос в Петербурге, был всем связан с петербургским об¬ществом. Его доверенным человеком был Теплов, бывший его учи¬тель, человек хитрый, и тоже совершенно чуждый укра¬инскому строю и жизни. Его позднейшая записка «о непорядках в Малороссии» дала царице Екатерине материал против украинского гетманского и старшинского управления, для его уничтожения, и на Украине Теплова считали главным виновником уничтожения гетман¬ства. На Украине Разумовский скучал, чаще проживал в Петербурге; держался не как товарищ украинской старшины, а как какой-нибудь владетель божьей милостью и в своей глуховской резиденции завел двор по образцу петербургского двора. В украинские дела не очень вмешивался, и Украиной правила старшина по своей воле, сносясь непосредственно с Сенатом и российским правительством. Ввиду влияния и значения Разумовского в правительственных кругах разные великорусские военные и гражданские власти не решались вме¬шиваться и командовать на Украине по-прежнему. Вечные хлопоты доставляло только Запорожье: постоянно возникали жалобы на сечевиков, то из-за новой линии крепостей, захватившей старые запо¬рожские земли, то из-за нападений запорожцев на крымские, турецкие, польские владения, и из Петербурга шли напоминания гетману, чтобы он держал Сечь в повиновении, а в действительности это, конечно, было невозможно и приготовляло для Сечи печальный конец. Вне этого украинская жизнь под охраной царской милости к по¬следнему гегману протекала довольно спокойно, старшина имела воз¬можность устроить украинские отношения по своему желанию, и то, что было сделано ею в это время, пережило затем и уничтожение гетманства. В этом за¬ключается значение времени последнего украинского гетмана, как бы малоинтересен ни был он сам по себе.
Окончательно упразднение гетманского управления и всего украинского строя решено было правительством Екатерины II с самого начала. Всту¬пая в 1762 г. на царство после короткого правления своего мужа, она в инструкции своей Сенату по¬ставила своей задачей введе¬ние однообразного устройства и законодательства во всех областях, сохранивших еще свои законы и свой строй - на Украине, в балтийских про¬винциях и Финляндии. Она признавала необходимым привести все старания к то¬му, «чтоб век и имя гетманов исчезло, не токмо б какая персона была произведена в оное достоинство».
Однако Кирилл Разумов¬ский был одним из ближай¬ших и вернейших приверженцев новой императрицы, она многим была ему обязана, и ее политические планы должны были до известной степени считаться с этими личными отношениями. Но случился факт, ввиду которого Екатерина сочла возможным поднять руку и на этого своего верного друга.
В конце 1763 г. ей донесли из Киева, что среди украинской старшины собираются подписи на петиции императрице об оставле¬нии гетманства в роде Разумовского, как особенно верном Российской империи, а для примера указывалось на Хмельницкого, передавшего после себя булаву своему сыну. Действительно ли старшина надеялась этим путем обеспечить сохранение гетманства или только чинила волю своего гетмана, задумавшего сделать гетманство наследственным в своем роде, - трудно сказать. На Украине рассказывали потом, что вес это дело затеял Теплов: он уговорил Разумовского, чтобы тот склонил старшину к такому ходатайству, а затем все это обратил про-тив него. Во всяком случае, Разумовский приглашал старши¬ну подписывать эту петицию, и на него обрушились ее последствия. Правда, петиция не была даже подана императрице, так как гене¬ральная старшина побоялась ее подписывать: подписали только полков¬ники, и поэтому план был оставлен. Но императрица воспользова¬лась этим инцидентом как предлогом, чтобы покончить с гетманст-вом; к тому же в это время подоспела записка Теплова об украин¬ских непорядках. Весьма вероятно, что правительство само поручило ему составить такую записку, как позже то же было сделано и при упразднении Запорожья. В записке этой был собран обвинительный материал против украинской автономии - о старшинских беспорядках и злоупотреблениях, а вместе с тем проводилась мысль, что украин-цы такие же «россияне», как и великороссы, и только благодаря не¬радению киевских князей отделились, и их можно без церемонии сно¬ва уравнять во всем с прочими подданными России.
Воспользовавшись всем этим, Екатерина заявила Разумовскому, что не находит для него возможным оставаться на гетманстве и со¬ветует добровольно отказаться от этого поста. Однако Разумовскому вовсе не хотелось этого, и он все откладывал. Тогда Екатерина дала ему понять, что дальнейшее упорство, кроме потери булавы, может навлечь на него большие неприятности, и после этого Разумовский по¬корился: подал прошение, в котором просил освободить его «от столь тяжелой и опасной должности» и взамен оказать милость к его «многочисленной фамилии». Эта просьба, конечно, немедленно была исполнена. 10 ноября 1764 г. был издан манифест к «малороссий¬скому народу» об увольнении Разумовского от гетманства, причем об избрании нового гетмана уже не упоминалось; императрица упоминала только, что она предполагает какие-то реформы для блага малороссийского народа, а пока для управления Украиной учреждает малороссийскую коллегию, президентом которой и генерал-губернато-ром Малой России назначается граф Румянцев. Разумовскому за его покорность была пожалована необычайная пенсия, 60 тыс. рублей в год, и огромные поместья, предназначавшиеся на содержание гет¬мана: Гадяцкий Ключ и Быковская волость. Это подало надежду и генеральным старшинам, и полковникам, что с упразднением гетман¬ского правления будут и им розданы в собственность так называе¬мые ранговые поместья - приписанные к их должностям, как Разу¬мовскому даны были гетманские поместья. В этих расчетах они не очень и напоминали об избрании нового гетмана, замечает автор «Истории Руссов», но надежды эти не оправдались. А Разумовский жил потом очень долго, целых сорок лет после своего отречения, и хотя сам по себе гетманом был довольно неудачным, но, с точки зре¬ния поддержания автономных традиций, приходится пожалеть, что ему не удалось удержать булаву до самой смерти - до начала XIX в.
Новая малороссийская коллегия должна была состоять из четырех членов украинских и четырех великорусских, и кроме того, были пре¬зидент и прокурор из великороссов. Заседать им велено было впере¬межку, по старшинству, а не так, как было при императрице Анне, когда великороссам велено сидеть но правую руку, а украинцам по левую, и это «утверж¬дало в малороссиянах развратное мнение, по коему постановляют себя народом от здешнего со¬всем отличным». Однако вся эта коллегия не имела большого значения, учре¬ждена была просто для формы, а настоящим пра¬вителем ее был Румян¬цев, которому императ¬рица поручила осущест¬вление своей программы: привести к полному уп¬разднению украинских порядков и замене их законами и порядками общеимперскими.
В своей инструкции Румянцеву Екатерина ука¬зывала различные сторо¬ны украинской жизни, на которые Румянцев дол¬жен был обратить особое внимание. Ему поруча¬лось произвести перепись на Украине, чтобы выяс¬нить ее платежные силы и реформировать ее обложение, так чтобы имперская казна могла иметь с нее доходы. Отмечены были различ¬ные неприятные правительству особенности украинского строя, в особенности - отсутствие полного закрепощения крестьян на Украи¬не, вследствие чего крестьяне могли переходить от одного помещика к другому; такую свободу, давно уже исчезнувшую в России, Ека¬терина не находила возможным терпеть на Украине и поручала Румянцеву положить ей конец. Более же всего она обращала его внимание на украинскую «внутреннюю ненависть» к великорусскому народу, распространенную в особенности среди старшины, и приказывала тщательно следить за ней и всякими способами развивать доверие и симпатию к российскому правительству среди простого народа, что¬бы старшина не могла найти опоры у этого последнего. Для этого она рекомендовала вести дела так, чтобы можно было народу указывать на выгоды от новых порядков - что они избавляют население от стар¬шинских и помещичьих несправедливостей и под имперским прав¬лением ему лучше, чем под гетманским. Это была все та же ста¬рая политика -вооружать народ против старшины, но трудно было убедить народ в выгодах новых порядков, если в ряду их пер-венствующие места должны были занять упразднение остатков крестьянской свободы, сохранившихся еще на Украине, признание за стар¬шиной во всей полноте прав российского дворянства и насаждение на Украине московских порядков с их жестоким крепостничеством и пол¬ным народным бесправием. «Генеральная перепись» Украины, состав¬ленная Румянцевым, осталась важным источником для изучения ста¬рой жизни Гетманщины, но нисколько не облегчила положения народа. Румянцев, получив большие поместья на Украине, стал сам смотреть на крестьянские отношения глазами украинского пана, и украинское крестьянство никакого облегчения своей участи не видело ни от него, ни от других великорусских правителей. Наоборот, все те крепостные порядки, какие старшина потихоньку до сих пор вво¬дила в своих поместьях, при благосклонной помощи русских властей, были теперь расширены, оформлены, окончательно утверждены и припечатаны властью правительства, имперскими закона¬ми, и положение украинского крестьянства при новых российских порядках под управлением новых властей, воспитанных на крепостных порядках России, ухудшилось очень ощутительно.
Легче было Румянцеву исполнять приказания императрицы в де¬ле наблюдения за старшиной и всякой «внутренней ненавистью», или, как это позже называлось, украинским сепаратизмом. Тут Румянцев проявил такое рвение, что даже самой императрице приходилось его успокаивать и сдерживать от напрасной горячности. В особенности раздражили его выборы в комис¬сию уложения в 1767 г., когда Екатерина приказала из всех гу¬берний и областей, в том числе и от Украины, выслать выборных депутатов от всех сословий, снаб¬див их писанным наказом, кото¬рый должен был заключать в себе пожелания избирателей относи¬тельно новых законов для России. При этом все украинское населе¬ние, не только старшина, а и каза¬ки, мещане, духовенство - все изъ¬являли желание, чтобы Украине возвращены были прежние ее пра¬ва и порядки, по статьям Богдана Хмельницкого, чтобы снова был избран гетман и т. п. Это очень раздражало Румянцева. Он и сам, и через разосланных на места офицеров старался повлиять на об¬щество, чтобы оно не выступало с такими пожеланиями, выбирало бы людей «умеренных», подвергал даже цензуре наказы, отменял те из них, где автономные стремле¬ния проявлялись особенно сильно, и в конце концов без церемонии отдавал под суд наиболее горячих автономистов. В Нежинском пол¬ку местное «шляхетство» (старшина) избрало депутатом человека «умеренного» (некоего Селецкого), и когда последний не захотел при¬нять инструкции, написанной в автономном духе, с требованием во¬зобновления гетманства и украинских порядков, старшина выбрала другого депутата. За это Румянцев предал военному суду всех, со¬ставлявших наказ и участвовавших в отмене выбора Селецкого, и суд присудил за это не более не менее как 33 человека к смерт¬ной казни! При конфирмации наказание это было смягчено и заменено восьмимесячной тюрьмой - все-таки! Несмотря на все эти мероприятия Румянцева и суровые наказания, которыми он грозил, украинское общество, как уже сказано, все-таки единодушно во всех наказах провело эту основную ноту - тре¬бование украинской автономии. Оно, очевидно, считало момент ре¬шающим и вменило себе в обязанность заявить свое основное требование, не считаясь ни с гневом всесильного наместника, ни с его наказаниями. Правда, из проекта нового уложения ничего не вышло, и эти выборы в комиссию уложения и наказы депутатам дали только чрезвычайно выразительную иллюстрацию стремлений и желаний тог¬дашнего украинского общества, а вместе с тем и характерную карти-ну украинских отношений под правлением нового наместника. Необ¬ходимо отметить, однако, что сама императрица принимала гораздо спокойнее эти проявления украинских настроений, чем не в меру го¬рячий ее наместник. В ответ на гневные жалобы Румянцева на ук¬раинское «коварство и своевольство» она советовала ему не придавать всему этому большого значения. Она надеялась, что со временем «желание к чинам, а особливо к жалованию» возьмут верх над «умоначертаниями старых времен», что все эти требования автономии и обособленности не устоят перед натиском правительственной полити¬ки и тех классовых выгод, какие она раскроет перед покорными и послушными. И Екатерина, действительно, не ошиблась.
Подобно тому, как в Гетманщине, такое же стремление к восста¬новлению старых казачьих порядков проявилось и в соседней Сло¬бодской Украине. В то самое время, как было упразднено гетман¬ство в Гетманщине в 1763-64 гг., в Слободской Украине упразднено бы¬ло полковое казацкое устройство, образована была Слободская губер¬ния по образцу других российских губерний, полки казачьи заменены были гусарскими, а казаки вместо прежней службы обложены были по¬душным сбором, как крестьяне. Казачество было этим очень недо¬вольно, и здесь при выборах в комиссию уложения тоже раздавались протесты против нововведений и пожелания о возвращении старых по¬рядков. Но эти пожелания остались без успеха здесь точно так же, как и в Гетманщине - да и выступали они здесь гораздо слабее, чем там.
Сильное впечатление произвело, так же как проявление нового направления правительственной политики, последующее уничтожение Запорожской Сечи. Правда, последняя Сечь, перенесенная в 1730–ых гг. на старые места, была уже только слабой тенью старой Сечи. Выпросив у русского правительства разрешение вернуться, она должна была по¬корно выполнять требования российских властей, желавших распоря¬жаться сечевиками по своему произволу, как и городовыми казаками, и сечевая старшина, видя, что сопротивление неуместно, старалась исполнять распоряжения правительства и его представителей. Запо¬рожцы выносили тяжелые походы, гибли в войнах с Турцией и Кры¬мом, исполняли различные поручения, какие возлагало на них россий¬ское правительство. В первой турецкой войне, в 1730-х гг., и во вто¬рой, начавшейся в 1768 г., войско запорожское принимало участие в военных действиях, высылало по нескольку тысяч сечевиков в по¬ходы с российской армией, удачно вело партизанскую войну, боролось на своих чайках с турецким фло¬том, несло сторожевую и всякую иную службу и получало похваль¬ные грамоты от императрицы. Но все это не спасало Запорожья от неудовольствия и выговоров правительства. Причиной служили столкновения запорожской воль¬ницы с Турцией, Крымом и Поль¬шей в те периоды, когда Россия находилась в мире с этими госу-дарствами; возникали пререкания и жалобы, а запорожская стар¬шина при всем своем желании не могла предупредить своевольных нападений запорожских отрядов. Вторая, еще более важная причи¬на неудовольствия лежала в спо¬рах из-за запорожских владений. Уже «линия» - укрепления, сооружавшиеся на украинском пограничье со степью в 1720-30-х гг., захватила старые «запорожские вольности» - за¬порожские земли. Начиная с 1730-х гг. российское правительство устраивало вдоль этой линии села и города и, между прочим, поселило здесь довольно много выходцев-сербов. Первое поселение их образовано было в 1732 г., затем снова в 1751- 52 гг.. Эта «Новая Сербия», как называли ее, захватила весь северный край запо¬рожских владений; организована она была по-военному - в полки и роты, пешие и конные, гусарские, и сильно стеснила запорожцев. За¬тем в 1750-х гг. правительство начало основывать здесь казачьи и пикинерские слободы, заселяя их различным пришлым сбродом, на¬чиная с окрестности вновь выстроенной тогда крепости св. Елисаветы (Елисаветграда) далее на восток, и при этом снова под эти слободы были заняты запорожские земли. Конечно, все это очень раздражало запорожцев, и они не могли равнодушно смотреть на то, как в их извечные степи врываются непрошеные гости, захватывают их заимки и уходы, рыбные и звериные ловли и знать не хотят ни Сечи, ни ее
власти. Запорожская старшина пробовала доказывать перед российским правительством свои права при помощи документов, пыталась уничтожать ненавистные слободы вооруженной силой, однако все это нисколько не помогало, только российское правительство все более неблагоприятно стало относиться к Запорожью, видя в нем препят¬ствие в заселении этой степной «Новой России», как ее называли впоследствии. Особенно обострились отношения при Екатерине, когда одновременно с уничтожением гетманства и учреждением Слободской губернии вы¬шел указ об образовании Новороссийской губернии из этой погра¬ничной линии с присоединением
к ней соседних частей Гетманщи¬ны и смежных запорожских зе¬мель. Запорожцы не позволяли проводить границы новой губер¬нии через свои земли, препятст-вовали заселению слобод, раз¬гоняли и переманивали к себе поселенцев. Это все сильно раз¬дражало Екатерину, с ее планами заселения степей, владычества на берегах Черного моря, присоединения к Россий¬ской империи земель балканских и даже самого Константинополя.
Правда, Запорожье в последние десятилетия перед своим уничтожением сильно изменило свой вид. Последний запорожский кошевой Петр Калнишевский, занимавший этот пост с 1762 г., а с 1765 г. бессменно остававшийся кошевым до конца Сечи, был человек очень умный и осторожный. Считаясь с обстоятельствами, он всячески удер¬живал запорожцев от столкновения с российскими властями, заботился о заселении запорожских степей земледельческим населением, завел большое хозяйство, привлек массу поселенцев. В запорожских степях появились большие запорожские слободы и церкви - не только в самой Сечи, но и по другим населенным местам. Таким образом, аргументы противников Запорожья, что в руках сечевиков черноморские пространства лежат дикой нетронутой степью, никому не приносящей пользы, теряли свою цену. Экономическая политика Калнишевского показывала, что и в руках сечевиков эти пространства могут засе¬литься и культивироваться. Но правительству хотелось забрать этот край в свое непосредственное распоряжение. С другой стороны, с корнем уничтожая старое казацкое устройство на Украине, трудно было терпеть такой очаг свободы, каким была автономная сечевая об¬щина - как ни притихла, ни присмирела она сравнительно с Сечей времен Гордиенко.
Все это очень обострило от¬ношения правительства к Запо¬рожью в конце 1760-х гг., а к этому еще присоединилась война с Турцией, поводом к которой послужило якобы нападение за¬порожцев на пограничный турец¬кий город Балту. Запорожцы тоже были сильно за¬мешаны в выступлениях в Западной Украине, и русское правительст¬во, помогая польской шляхте по¬давить гайдамацкое восстание, последовательно должно было придавить и Сечь, из которой выходили гайдамацкие отряды в польскую Украину. Одновремен¬но шли жалобы на запорожцев от русских властей на все те непри¬ятности, какие чинили сечевики Новороссийской губернии, про¬гоняя и сманивая поселенцев в свои слободы. Российское правительство решило уничтожить Сечь. Однако оно боялось какого-нибудь опасного движения и поэтому повело дело в большом секрете, исподволь, чтобы захватить запорож¬цев неподготовленными. По окончании турецкой войны, в 1775 г., секретно были разосланы военные команды в запорожские степи, чтобы отобрать оружие у запорожцев, находившихся на промыслах, а летом генерал Текели с большим войском вошел в запорожские земли под личиной благоприятеля, занял войсками запорожские «паланки» (ок¬руга) и неожиданно осадил Сечь. Выстроив перед ней свою артиллерию, он 5 июня известил сечевиков, что Сечь не должна дальше существовать, запорожцы должны сдаться, покинуть Сечь и разойтись, если не хотят, чтобы русские войска обратили против них свое оружие. Такая неожиданность обескуражила запорожцев; они не знали, что предпринять. Многие ни за что не хотели сдаваться и рвались биться с царским войском. Но Калнишевский со старшиной и сечевое духовенство стали их уговаривать покориться, потому что мос¬ковской силы им все равно не одолеть.
Запорожцы сдались. Сечь была разрушена, и 1 августа царский указ возвестил ее конец «с уничтожением самого имени запорожских казаков». В указе пространно излагались причины такого неожи¬данного распоряжения, но при этом его составители не позаботились устранить противоречия в этой мотивировке.
С одной стороны, выставлялось соображение, что запорожцы, уклоняясь от хозяйственных занятий и семейной жизни, задержива¬ют свой край в диком состоянии, не позволяя развиваться в нем хозяйству и торговле; с другой стороны, в вину запорожцам ставилось, что в последнее время они стали отступать от прежних своих обычаев: заводить свое хозяйство, поселили в своих краях до пятиде¬сяти тысяч земледельческого населения. Они обвинялись в том, что заводя свое собственное земледелие, ослабляют свою зависимость от Российского государства, так как могут пропитаться продуктами соб¬ственного хозяйства и стать вполне независимыми «под собственным своим неистовым правлением».
Еще более удивительным являлось то обстоятельство, что стар¬шины, уговаривавшие запорожцев не сопротивляться, а покориться царской воле, были арестованы и разосланы по монастырям в тяже¬лое заточение. О них долго даже ничего не было известно: считали их погибшими. Затем выяснилось, что Калнишевского отправили в Соловецкий монастырь и он про¬жил там еще целых двадцать пять лет в одиночной келье-тюрьме, не видя человеческого лица. Бого-мольцы, видевшие его в первые годы XIX в., рассказывали, что его выпускали из одиночного за¬ключения лишь три раза в год в монастырскую трапезную. Он расспрашивал богомоль¬цев, кто теперь царем и все ли хорошо в России. Но стража не позволяла ему много говорить. Он высох от старости, был совер¬шенно седой, одет по-казацки в синий жупан с двумя рядами мелких пуговиц. Умер в 1803 г. на 112 го¬ду жизни. Раньше его, в 1790 г., умерли войсковой писарь Глоба, сосланный в один из северных монастырей, и судья Павел Головатый, заточенный в Сибири, в Тобольском монастыре.
Огромные имения были розданы в запорожских владениях разным лицам. Сечевикам же предстояло быть поверстан¬ными в пикинеры или в мещане и крестьяне. Потемкин доносил им¬ператрице, что все это уже улажено: одни за-порожцы поселились в городах и селах, другие записались в пикинеры, и из них на¬брано два полка; из конфискованного стар¬шинского имущества образован капитал для помощи поселенцам и пр. В действительности было иначе. Большинство запорожцев не желало превращаться ни в пикинеров, ни в земледельцев и решило идти по стопам их предшествен¬ников из первой Сечи - переселиться в Турцию. Старый запорожец Микита Корж рассказывал позже, как сечевики ухитрились тогда «москаля в шоры убрать». Так как Запорожье, все дороги и границы были заняты царскими войсками, то запорожцы стали проситься у Текели на заработки на Тилигул. Получали паспорта на 50 человек, а набирали с собой по несколько сот и уходили за границу. Таким путем скоро большая половина запорожцев ушла на турецкую территорию, так что летом 1776 г. этих запорожцев на Тилигуле и под Хаджи-беем собралось до 7000, и они начали селиться здесь под Очаковом.
Когда узнали об этом в Петербурге, там это вызвало большой переполох; к запорожцам стали посылать разных агентов, угова¬ривая их возвратиться, а одновременно требовали от турецкого пра¬вительства выдачи запорожцев. Но и запорожцы не хотели возвра¬щаться, и турки не желали их выдавать.
Чтобы Россия оставила запорожцев в покое, султан велел отвести им земли для поселения у Дунайских гирл; но запорожцы не очень спешили уходить туда и еще не¬сколько лет жили около «обоих лиманов». В 1778 г. они были формально приняты под турец¬кую власть, им позволили заложить Сечь, жить и промышлять свободно, с обязанностью слу¬жить султану пешей и конной службой. Но так как россий¬ское правительство добивалось, чтобы их не держали возле рос¬сийской границы, то султан велел силой перевести их за Дунай. Это очень не понравилось запо¬рожцам, и некоторые стали воз¬вращаться Россию. Потемкин, чтобы удержать сечевиков и дру¬гих людей от побегов за границу, решил возобновить запорожское войско под названием Черномор¬ского войска и в 1783 г. поручил Антону Головатому, Чепиге и другим запорожским старшинам призывать охотников в новое вой¬ско. К этому войску присоединилась теперь и часть ушедших за гра-ницу запорожцев.
Другие обратились к императору Иосифу II с просьбой принять их под свою власть; их приняли, разрешили основать Сечь в австрий¬ских владениях, в Банате, низовьях Тиссы, и в 1785 г. восемь тысяч запорожцев перешло туда; однако долго они там не оставались и скоро снова снялись с места; куда направились они на этот раз, об этом не имеем известий: можно дога¬дываться, что одни возвратились в Турцию, другие ушли в Россию.
В Турции запорожцев поселили сна¬чала в Сейменах, затем позволили заложить кош на Дунайском устье, около Дунавца, где раньше жили великороссийские переселенцы казаки-некрасовцы, которых запоро¬жцы теперь прогнали отсюда. В Рос¬сии же после окончания турецкой войны, в которой новое Черномор¬ское войско оказало России большие услуги, в 1792 г. для поселения бы¬ло отведено устье Кубани и земли между Кубанью и Азовским морем. Запорожцам было разрешено возоб¬новить прежнее сечевое устройство - войсковое управление, кош, курени, числом сорок; пожалованы были но¬вые клейноды, позволено судиться своим судом, свободно и безданно про¬мышлять всякими промыслами. Все¬го в этом Черноморском войске насчитывалось тогда 17 тысяч казаков, и они положили начало украинскому заселению кубанских земель. Пер¬вым черноморским кошевым был Харько (Захар) Чепига.
Задунайская Сечь держалась до 1828 г. Жилось ей в Турции в общем недурно, только запорожцев мучила совесть ввиду того, что им приходится помогать басурману против христиан. С другой стороны, русские власти не переставали соблазнять этих дунайских запорожцев возвратиться в Россию - через раз¬ных родственников, знакомых и т. п. Время от времени большие или меньшие партии этих дунайских запорожцев действительно пере¬ходили в Россию, но это все были сравнительно небольшие отряды. Лишь в 1828 г., когда началась война Турции с Россией, тогдашний коше¬вой Осип Гладкий задумал перевести задунайцев в Россию целиком; он распустил слухи, что турки хотят переселить запорожцев как можно дальше от российской границы - в Египет. Ввиду этого он подговаривал запорожцев к возвращению в Россию, но так как не все соглашались на это, то Гладкий, не открывая своего намерения, вышел с войском якобы в поход против русских войск и только на российской границе открыл запорожцам, что идет отдаться на сторону России. Воз¬вращаться было невозможно. Прибыв к рос¬сийскому войску, Гладкий явился к импера¬тору и заявил, что отдается под его власть. После этого он со своим полком прини¬мал участие в кампании против турок, а после вой¬ны выбрал для поселения своего войска Азовское побережье, между Бер¬дянском и Мариуполем, и здесь это небольшое «Азовское войско» жило до 1860 г., когда его переселили на Кубань. Эти действия Гладкого навлекли большие бедствия на запорожцев, оставшихся на Дунае. Турецкое правительство упразднило войско, раз¬рушило кош и расселило задунайцев по разным местам. Говорили, что при этом много их было убито. Горько проклинали дунайцы Гладкого.
Уничтожив Запорожскую Сечь, правительство приступило к окончательной ликвидации Гетманщины. Осенью 1780 г. царским указом было объявлено, что в Гетманщине будет введено такое же губерн¬ское управление, как и в России. Уже раньше, при формировании Новороссийской, а затем Азовской губернии, в состав их был включен соседний Полтавский полк и часть Миргородского. Теперь же вся Гетманщина должна была реформироваться в российские губернии, и Румянцеву было поручено разработать план этой реформы. На следующий год были уничтожены малороссийская коллегия, генеральный суд, центральные войсковые и полковые управления; Гетман¬щина была разделена на три наместничества: Киевское, Черниговское и Новгород-северское, назначены наместники и учреждены суды и палаты по российскому образцу: на место войскового суда палаты уголовные и гражданские; в каждой губернии вместо прежних судов городских и земских суды уездные; вместо войскового скарба - казенные па¬латы; для дел городских - губернские магистраты и т.д. Мало-российская коллегия и войсковой суд оставлены были временно только для окончания незаконченных дел; полковые канцелярии оставлены для военных нужд полка впредь до реформы полкового устройства; также разные учреждения, которые замещались выборными дворянскими депутатами, должны были еще ждать дальнейших распоряжений касательно «разбора дворянских прав» украинской старшины.
Дальнейшие распоряжения только довершили это переустройство украинских порядков по имперскому образцу. В 1783 г. отме¬нена была казачья служба и казачьи полки: они заменены были карабинерскими полками, как раньше слободские полки были заме¬нены гусарскими. Полковники были освобождены от службы с про¬изводством в бригадирский чин; прочей старшине предоставлено, по ее желанию, служить в новых регулярных полках или отка-заться от службы; казаки сохранялись, как особый разряд военно-служебного свободного крестьянства, из которого комплектовались эти новые полки. Все прочее крестьянство приравнивалось к крес¬тьянству империи. Уже перед тем, в 1763 г., российское прави¬тельство издало указ против свободного перехода крестьян, находя его вредным для их благосостояния, так как вследствие этих переходов крестьяне не могут вести успешно своего хозяйства; ввиду этого на будущее время воспрещалось переходить от одного помещика к другому без письменного согласия своего помещика. Этим указом помещики воспользовались для того, что укрепить и увеличить свою власть над крестьянами, а крестьяне, обеспокоен¬ные этими мерами к окончательному закрепощению, еще в боль¬шем числе начали переходить и убегать от своих помещиков. Тогда указом 1783 г., при введении нового обложения на Украине, крестьянам было уже совершенно запрещено выходить из того по¬местья, где их застала ревизия - чтобы не было путаницы в казен¬ных сборах. Этим завершилось закрепощение украинского крестьян¬ства; оно было подведено под «общие государственные постановле¬ния» - под те законы, на которые опиралось тогдашнее крепостное состояние в империи.
В том же году украинские города были уравнены с московскими городами, а старшина украинская с московским дворянством. Ука¬зано, какие войсковые чины и должности дают права дворянства, и таким образом старшина резко отделена была от рядового казачества в качестве особого сословия. Наконец всякого рода ограничения цер¬ковной автономии завершены были в 1786 г. отобранием монастыр¬ских и епископских поместий; для монастырей введены были штаты: было указано, сколько монахов должно быть в каждом и какое содержание назначается ему из государственного казначейства, а мо¬настырские поместья отобраны были в казну.
Молча приняло украинское общество это окончательное упраздне¬ние старого строя. Некоторые стороны новой реформы - как призна¬ние дворянских прав или окончательное закрепощение крестьян - могли даже нравиться старшине; многие жадно ожидали при этом упразднении разных наград и пожалований всем правительственно-послушным и старались попасть на открывшиеся новым строем должности, стремились к чинам и богатому жалованью, как пред¬видела императрица. И эта старшинская аристократия понемногу за¬бывала свою старую Гетманщину, утешаясь богатством, какое приносил им обеспеченный новыми порядками крепостной труд, или же, вздыхая по старине, тем не менее старательно забо¬тилась о служебной карьере в новых условиях, у нового начальства. И действительно, как рассчитывала Екатерина, среди этой погони за карьерой испарялись старые стремления к вольности, к политическим правам.
Только украинский народ не находил себе утешения в своем крепостном рабстве. Правительство обещало ему с новыми поряд¬ками свободу от старшинских беззаконий, от «малых тиранов» - помещиков, а на деле эти новые порядки упрочили с небывалой до того силой безграничную власть помещиков над крестьянином.
