|
|
|
Украинский вопрос
 
История Украины
Украинские земли в конце XVII века.
Напоминания гетмана Дорошенко о военной помощи турецкому султану долгое время оставались без результата. Но в 1671 г. султан Мехмет IV решил отправиться на Украину и исполнить свое обещание. В конце этого года он объявил Польше войну за то, что она нападает на земли султанского вассала Дорошенко, и весной 1672 г. с большой армией двинулся на Украину. Впереди своей армии он отрядил крымского хана, и тот вместе с Дорошенком разогнал отряды польского войска, находившиеся на Украине, и казаков Ханенко. Сам султан осадил Каменец на Подолии; крепость была слабо защищена и скоро сдалась; после этого султан приступил ко Львову. Польское правительство не отваживалось бороться с таким сильным противником и поспешило заключить мир: уступило Турции Подолию и обещало платить ежегодную дань. «Украину в прежних границах» оно признало за Дорошенко и обязалось вывести свои гарнизоны, остававшиеся еще там (Бучацкий трактат 7 октября 1672 г.). Так выполнена была одна половина планов Дорошенко: Украина освободилась от Польши. Казалось, что теперь нетрудно будет осуществить и вторую половину: соединить обе половины Украины под турецким и московским протекторатом, с полным обеспечением автономии Украины. Московское правительство, напуганное турецким походом, готово было пойти на уступки Дорошенко, чтобы он не привел турок на заднепровские земли: ходили слухи, что на следующий год турки обещали прийти и завоевать ему Левобережную Украину. Созванный царем Алексеем земский собор постановил принять Дорошенка с правобережной Украиной под царскую руку, так как Польша отказалась от нее по Бучацкому договору. Само собой разумеется, что при этом необходимо было исполнить требование Дорошенко. А Дорошенко добивался того же, что и в 1668 г.: на всей Украине должен быть один гетман, и ему должно быть подчинено также и Запорожье, воевод не должно быть нигде - даже и в Киеве; московское правительство будет охранять Украину, но во внутренние дела Украины не будет вмешиваться. Теперь Москва готова была согласиться на эти требования, но такое настроение продолжалось у нее недолго.
Прежде всего за Днепром не было уже единомышленника и союз¬ника Дорошенко - Многогришного. Он был не в ладах со старши¬ной: та смотрела на него свысока, как на «мужичьего сына», и Многогришный, подозревая ее в различных интригах, временами до¬пускал очень резкие выходки против старшины. Это приготовило ему падение: недовольная старшина составила против него заговор и, войдя в соглашение с местным московским гар¬низоном, в марте 1672 г. схватила его и выслала в Москву, обвиняя в измене и прося разрешения из¬брать нового гетмана. Хотя Многогришный ни в чем не был виноват, однако московское правительство отдало его на суд и пытки, а затем, отобрав все иму¬щество, сослало его с семьей в Сибирь; там он со своими детьми жил очень долго, пережил всех врагов, отправивших его туда. Старшине было разре¬шено избрать нового гетмана, и она произвела выборы за московской границей, под охраной московского вой¬ска, боясь восстания украинского населения ввиду такой изменнической и беззаконной расправы с Многогришным. Гетманом избрала она Ивана Самойловича (Поповича, как его называли); при избрании выгово¬рила, чтобы гетман не сменял старшину самовольно без войскового суда. В отношениях к Москве были возоб¬новлены глуховские статьи, но из них вычеркнута бы¬ла и последняя тень политической самостоятельности Украины: постановление, что на съезды по дипломатическим делам, касающимся Украины, должны посы¬латься украинские делегаты.
С новым гетманом у Дорошенка не было таких хороших отношений, как с Многогришным. Самойлович был чрезвычайно предупредителен к московскому прави¬тельству и пользовался его доверием, и боясь, что ему придется отка¬заться от булавы, если Москва придет к соглашению с Дорошенко, он всеми силами мешал соглашению ее с Дорошенко: советовал не мириться с ним, а действовать оружием, и действи¬тельно достиг своей цели.
Соглашение с Дорошенком встретилось еще и с другими затруднениями. Хотя Польша и отказалась от Украины по Бучацкому дого¬вору, но в действительности отрекаться от нее не желала вовсе: не вывела своих гарнизонов из Украины и продолжала поддерживать Ханенко против Дорошенко, а московскому правительству заявила, что если Дорошенко будет принят под московскую власть, то она будет считать это нарушением перемирия. Москва с Польшей не хотела воевать, и это также затормозило соглашение ее с Дорошенко.
Между тем страх перед турками стал проходить. На другой год они не возобновили своего похода. Наоборот, гетман польский Собесский (выбранный потом королем за свои военные успехи) сам начал войну с турками и разбил их под Хотином. Оказывалось, что турки не так страшны и нечего их бояться, а тем самым, нечего особенно церемониться и с Дорошенко. В глазах украинского народа поход турок 1671 г. тоже не принес пользы Дорошенко, а наоборот, жесточайшим образом навредил. До сих пор Дорошенко скрывал свое подданство Турции, теперь оно обнаружилось. Все, что сопровождало турецкий поход: обращение костелов в мечети нa Подолии, рассказы об издевательствах турок над христианскими святынями, насильственное обращение христианских детей в магометанство - все это теперь ставилось в вину Дорошенко, так как он привел турок на Украину. На этом играли враги Дорошенко и восстановляли против него народ; даже близкие ему люди решительно восставали против его турецкой политики.
Самойлович верно уловил мо¬мент, уговаривая Москву не мириться с Дорошенко, а воевать и покорить силой. Москва не желала воины и в конце концов приказала Ромодановскому отправиться с Самойловичем за Днепр, чтобы уладить дело с Дорошенко мирно, без войны. Но Самойлович во что бы то ни стало хотел окончательно доконать Дорошенко, чтобы тот не мог больше соперничать с ним: вместо того, чтобы вступить в переговоры с Дорошенко, он с Ромодановским, вступив на правобережную территорию, начал привлекать на свою сторону старшину и население. Свой поход он начал с Канева, и действительно, и население, и старшина, видя всеобщее нерасположение к Дорошенко, без сопротивления признавали власть Самойловича. Напрасно Дорошенко звал на помощь турок и татар; хан, как и при Хмельницком, был недоволен тем, что Дорошенко хочет командовать им через султана, и не спешил с помощью. Почти все оставили Дорошенко, и он сидел беспомощный на своей Чигиринской горе. Но Самойлович даже не пошел на Чигирин: он совершенно игнорировал Дорошенко. В Каневе и Черкассах он поместил свои войска. Депутаты десяти тогдашних правобережных полков (Каневского, Белоцерковского, Корсуньского, Черкасского, Паволоцкого, Кальницкого, Уманского, Брацлавского, Подольского и Торговицкого) признали над собой власть Самойловича и московскую протекцию. По приглашению Самойловича они прибыли в Переяслав и здесь 15 марта 1674 г. по предложению Ромодановского «вольными и тихими голосами», как гласит донесение московскому правительству, признали правобережным гетманом Самойловича. Ханенко, прибывший также на эту раду, передал ему и свои знаки гетманского достоинства. Так Самойлович был провозглашен единым гетманом всей Украины.
Дорошенко был так обескуражен этим неожиданным крахом, что потерял всякую энергию к продолжению борьбы. Отправил своего посла Ивана Мазепу поздравить Самойловича и только укорял его, что он действовал против него, как против врага, не вступив предварительно в переговоры. Готов был сам признать власть Самойловича. Но в это время подоспели посланцы от запорожского кошевого Сирка. Этот славный запорожский «рыцарь», бывший перед этим сторонником Москвы, теперь сделался заклятым врагом ее, самолично испробовав московскую ссылку. Он советовал Дорошенко не ехать к Самойловичу, не поддаваться, и обещал помощь запорожцев, не хотевших подчиняться Самойловичу. Пришло также известие, что Собеский будет избран королем в Польше, а он издавна под¬держивал сношения с Дорошенко и советовал ему бросить Турцию и отдаться под протекцию Польши приблизительно на тех усло¬виях, какие в свое время предлагал Дорошенко. Пришло также и другое известие - что татары идут на помощь Дорошенко. Он решил бороться, но жалкое впечатление производили эти последние усилия его! Дорошенко послал Мазепу в Крым, прося поспешить с помощью. Других гонцов отправил к турецкому визирю с жалобой на без¬действие хана; просил скорой помощи, грозя бросить Украину и уйти в Турцию, если не получит подкреплений в самом ближайшем времени. Действительно, дольше держаться было невозможно и нужно было дать роздых несчастному Правобережью. Но пришла турецкая орда, и при ее помощи Дорошенко стал снова покорять правобережные города, терроризируя несчастное население, отдавая татарам сопротив¬лявшихся. Однако, как только он возвратился, а Самойлович прислал свое войско, снова правобережное население отпало от Дорошенко. Самойлович подступил к Чигирину и осадил его. Положение Доро¬шенко было безвыходное: казаки уходил к Самойловичу; в Чигирине, как передавали, было с Дорошенко всего 5 тысяч казаков, да и из них было много недовольных его турецкой политикой. О Дорошенко говорили, что он заперся в малом замке и в крайности хочет сесть на бочку с порохом и, взорвав ее, покончить с собой.
Нo в это время пришло известие, что идут турки и татары на помощь. Самойлович бросил все и ушел за Днепр. Дорошенко спасся, но это ему мало помогло. Турки занялись наказанием непокорных на Подолии и в Брацлавщине, и их приход не только не помог Дорошенко, а еще более повредил, так как страх перед тур¬ами окончательно рассеялся после этого недостаточно энергичного выступления. Но Самойлович тоже не проявил необходимой энергии, чтобы прочить свою власть на Правобережье, и так весь 1675 г. провел в мелкой войне: то Дорошенко предпринимал карательную экспедицию, разорял села, подвергал экзекуциям население, принуждая к покорности, то с той же целью являлись полки Самойловича, и, в довершение всего, появились еще и польские отряды и начали принуждать население к подчинению Польше.
От всех этих походов и притязаний, от «руины» татарской, турецкой, польской, московской и своей украинское население в конце концов потеряло всякое терпение и начало вовсе покидать Правобережную Украину. Уже и раньше после первых казацких войн, всей тяжестью падавших главным образом на Правобережную Украину, ее жители уходили в большом количестве на Заднепровье, после же того, как проиграно было великое восстание Хмельницкого 1648-49 гг., это движение украинского населения за Днепр принимало все более массовые размеры: целые села снимались с места и бросали Правобережную Украину, не желая возвращаться под власть помещиков, не перенося этой вечной военной тревоги, не прекращавшейся и не дававшей надежды на прекращение. Уходили за Днепр, все далее и далее, за московскую границу, в Слобожанщину, и это движение продолжалось в течение последующих десятилетий: еще более возросло в 1660-х гг., а теперь в 1674-76 гг. дошло до крайних пределов. Приднепровье киевское и брацлавское опустело совершенно, и даже и из более отдаленных местностей население стало передвигаться за Днепр. Дорошенко увидел, что если движение будет таким образом продолжаться, то оно одно уже по¬губит все его планы - просто не над кем будет гетманствовать. Принимал он всякие меры: рассылал универсалы, увещевал, грозил, удерживал силой, велел не пускать за Днепр, даже разбивал отряды переселенцев и отдавал татарам, чтобы страхом отвратить население от этого переселения - все напрасно. Уже в 1675 г. Самойлович сообщал в Москву, что на Правобережье осталось очень мало на-селения. Так как в Левобережной Украине свободных земель оставалось очень немного, то население двигалось за московскую гра¬ницу, в теперешнюю Харьковскую и Воронежскую губернии.
Дорошенко видел, что дело его проиграно бесповоротно, но хотел, по крайней мере, что-нибудь выговорить себе у московского правитель¬ства - сохранить гетманство хотя бы в какой-нибудь части Украины, и дер¬жался до последней возможности, что¬бы вырвать эту уступку. Трагическое впечатление производит этот «послед¬ний казак» на своей Чигиринской горе, оставленный всеми, среди опустевшего края, с горстью своих наемных каза¬ков «серденят». Но уже все менее и менее оставалось энергии в нем самом. Самойлович решительно проти¬вился всяким уступкам, и московское правительство также стало на ту точку зрения, что единым гетманом для всей Украины должен остаться Самойлович, а Дорошенко должен отдаться под его «регимент». Переговоры тянулись, мо-сковское правительство хотело окон¬чить дело по возможности мирно, что¬бы не навлечь турецкого нашествия. Дорошенко напрасно призывал турок спасти его. Сирко, спасая своего союзника, выступил со старой за¬порожской теорией, что дело надо передать на решение Запорожья: оно должно избирать гетмана, и оно же должно решить и данный вопрос. Дорошенко передал свои гетманские клейноды запорожцам, и Сирко собирался со¬звать общую раду для нового избрания гетмана. Но Самойлович не хо¬тел, конечно, признавать этих запорожских претензий. Весной 1676 г. он отправил за Днепр черниговского полковника Борковского, чтобы покончить дело; но Дорошенко не сдался, а Борковский не решился приступить к Чигирину. Тогда под осень отправился сам Самойлович с Ромодановским с большими силами. Дорошенко призывал турок и татар - они не явились. Тогда он решил, что час его пробил, и ему следует покориться окончательно, не затягивая этой безнадеж¬ной усобицы. Он вышел из чигиринского замка навстречу пере¬довому полку Самойловича, а затем отправился за Днепр, сложил клейноды перед войском, и они были переданы Самойловичу. Это было в сентябре 1676 г. Политическая роль Дорошенко была окон¬чена. Он выговорил себе только, чтобы ему дали спокойно и сво¬бодно доживать свой век, но и этого условия московское правитель¬ство не исполнило: выписало его в Москву, не обращая внимания на горькие жалобы Дорошенко и самого Самойловича. В Москве продер¬жали его несколько лет под почетным арестом, затем послали воеводой в Вятку (1679- 82 гг.), и уже после этого дали ему поместье Ярополче в Волоколамском уезде - доживать свой век на покое, а на Украину так и не пустили.Он умер в 1698 году, пережив и своего союзника Сирка, умер¬шего в 1680 году, и противника Самойловича, окончившего свою жизнь в ссылке в Сибири.
Сдачей Дорошенка, однако, не был еще разрешен вопрос о Пра¬вобережной Украине. Самойлович напрасно рассчитывал сделаться гетманом обеих сторон Днепра. Турция, не поддержав своевре¬менно Дорошенко, не хотела выпускать Правобережной Украины из своих рук, Польша тоже - и так борьба из-за несчастной, почти совершенно опустевшей страны продолжала тянуться без всякой надежды на завершение.
Узнав о капитуляции Дорошенко, турецкое правительство задумало поставить на его место в качестве своего вассала Юрася Хмельниц¬кого. Во время похода на Украину в 1672 г. турки захватили его в плен, привезли в Стамбул и здесь держали в заключении; теперь султан приказал патриарху снять с него монашеский чин и послал с войском на Украину в качестве гетмана. Летом 1677 г. турецкое войско пришло с ним к Чигирину. Там находился мос¬ковский гарнизон; Ромодановский и Самойлович отправились к нему навстречу - тогда турки отступили. Но на следующий год они на¬чали приготовляться к новому походу, а от Москвы требовали, чтобы она решительно отказалась от Правобережной Украины. Это очень встревожило московское правительство, и оно действительно намерено было оставить Правобережье, чтобы не накликать войны с Турцией. Но Самойлович не хотел согласиться на это. Тогда Ромодановскому была дана секретная инструкция - на случай нового прихода турок отправиться с Самойловичем к Чигирину, но до войны не доводить, а войти с турками в соглашение, чтобы они не ставили своих крепостей за Днепром, уничтожить Чигирин и забрать оттуда людей. Летом 1678 г. турки действительно пришли и осадили Чигирин. Чигиринский гарнизон, не зная тайной московской инструкции, стойко защищался, пока совершенно неожиданно не получил от Ромодановского приказания выйти из Чигирина и уничтожить замок. Заложив мины, гарнизон вышел, и затем взрыв уничтожил Чигиринскую кре¬пость; при этом погибло много турок, спешивших занять замок. Остатки населения насильно переведены были за Днепр.
На Украине всем этим были очень недовольны и высказывали силь¬ные нарекания на Москву, с легким сердцем опустошившую и про¬давшую врагам страну, население которой вручило себя ее защите. Пере¬гнанных из-за Днепра правобережцев Самойлович проектировал посе¬лить в Слободской Украине с тем, чтобы она отдана была под его гет¬манскую власть взамен Правобережной Украины. Но московское правительство не соглашалось на такую компенсацию, так как эти слобод¬ские украинские земли состояли под непосредственной властью москов¬ских приказов. Тогда Самойлович поселил правобережцев на степном пограничье, над рекой Орелью. Эти принудительные перегоны людей с правого берега сохранились в памя¬ти народной под названием «Згина». Пустыней Правобережье оста¬валось недолго. Новый польский король Ян Собеский, избранный в 1676 г., собирался предпри¬нять войну с Турцией, чтобы воз¬вратить обратно Подолию. В этих видах Польша старалась заручиться поддержкой московского прави¬тельства: окончательно уступила Москве Киев за сумму 200 тысяч рублей, заключила вечный мир в 1680 г. и приглашала к совмест¬ным действиям против Турции. Но одновременно Москва вела перего-воры о мирном трактате с Турцией. Московские бояре запрашивали по этому вопросу Самойловича, и он решительно советовал не дове¬ряться полякам, не вступать с ними в союз, а войти в соглашение с Турцией и при этом выговорить у нее земли от Днепра до Днестра или хотя бы до Буга. Московское правительство приняло этот совет, но хан воспротивился, и в конце концов было решено границей при¬нять Днепр, а земли между Днепром и Бугом оставить незаселенны¬ми. В таком смысле составлен договор между Москвой и Турцией в 1681 г.; но при подтверждении его в Стамбуле эта статья, оставлявшая земли между Днепром и Бугом незаселенными, была вычеркнута, так как турецкое правительство намеревалось их заселить.
Это, однако, ему очень плохо удавалось. После чигиринских похо¬дов 1677-78 гг. турки оставили Правобережную Украину под упра¬влением Юрася Хмельницкого, надеясь, что его славное имя привле¬чет к нему население, но Юрась, кроме славного имени, ничего другого не имел и не был в состоянии достигнуть ничего положительного в таких тяжелых условиях. В 1681 г. турки отозвали его и поручили Украину управлению молдав¬ского воеводы Дуки, и тот че¬рез посредство своих агентов занялся колонизацией этого края, призывая поселенцев и обещая им долголетние льготы. На эти призывы стали являться поселенцы обратно из-за Дне¬пра, убедившись, что тамош¬ние условия жизни тоже очень непривлекательны. Но Дуку схватили поляки в 1683 г., и на этом кончилась его коло¬низационная деятельность, а после него турки не сумели достигнуть никаких успехов в заселении этого края, хотя и делали разные попытки. Украинский летописец Величко рассказывает, что Юрась Хмельницкий потом еще раз был прислан на Украину, после Дуки, но кончил плачевно: он замучил одного богатого немировского еврея, и турки приговорили его за это к смерти и удавили в Ка¬менце. Но это довольно сомнительный рассказ - из других источников ничего не известно об этом возвращении Хмельницкого.
С гораздо большим успе¬хом вели заселение Правобе¬режной Украины разные коло¬низаторы, действовавшие по поручению польского прави¬тельства. Собеский для своих войн с Турцией нуждался в ка¬зацком войске, и разные лица собирали казаков по его пору¬чению. Казаки участвовали в походе Собеского 1683 года, когда он ходил выручать Вену от турок, оказали ему весьма ценные услуги, и он находил очень желательным заселить Приднепровье поселенцами, ко¬торые могли бы нести казацкую службу. В 1684 г. Собеский определил для казацких поселений земли на юг от р. Роси, обещая поселен¬цам разные права и льготы, и его распоряжения затем подтвердил сейм в 1685 г. Организацией заселения занялось несколько лиц, принявших звание полковников здешних полков: Искра в Корсуне, Самусь в Богуславе, Абазин на Побужье, а Семен Гурко, прозванный Палием, наиболее известный из них, занял окрестности Фастова, между р. Росью и тогдашней границей Гетманщины. К ним массами двинулся народ с правого берега - из Полесья, из Волыни, Подолии, и из левобе-режных полков, особенно соседних южных: Гадячского, Лубенского, Миргородского.
Как раньше насе¬ление уходило с правого берега на левый, так теперь шло оно назад; местные власти устраивали заставы и караулы, чтобы силой задержи-вать и возвращать переселенцев, но не могли удержать этого движения. Именно в это время в Левобереж¬ной Украине старшина, воспользо¬вавшись наплывом новых поселен¬цев, начала усиленно вводить раз¬ные повинности и налоги с крестьян-ского населения, стеснять крестьян в землевладении. Недовольное этим население двинулось теперь на при¬зывы Палия и других полковников огромной массой на вольные земли. В каких-нибудь три-четыре года снова появилось значительное казацкое население и казацкое войско на Правобережье. Это было кстати Собескому, пользовавшемуся казац¬кой помощью в своих войнах с Турцией; но новое население не было расположено укладываться в рамки польского режима, и уже с 1688 г. Палий и другие полковники начинают старания присоединить восстановленные правобережные полки к левобережной Гетманщине.
В то время, как Правобережная Украина переживала такие резкие перемены, такие страшные катастрофы, переходила из польских рук в московские, из московских в турецкие, пустела и заселялась, умира¬ла и оживала, стонала под экзекуциями и снова возрождалась при нер¬вом дуновении свободы, неумирающая как сама жизнь, жизнь Левобе¬режной Украины тихо и постепенно катилась под гору, приближаясь к закату своей политической и общественной свободы. С 1668 г., от вос¬стания Брюховецкого, в продолжение нескольких десятков лет она не переживала никаких смут, никаких сильных потрясений. Келейно и конспиративно убрала старшина неприятного ей «мужичьего сына» и посадила на его место ловкого и осторожного Поповича, так же точно, спустя пятнадцать лет, келейно покончила она с Поповичем и заменила его Мазепой. Келейно упразднила или позволила москов¬скому правительству упразднить остатки украинских политических прав и покорно исполняла требования московских правителей.
Имея перед собой пример бывшего гетмана Многогришного, бедствовавшего в Сиби¬ри, «скитаясь меж дворов, и помирая голодной смертью», как он описы¬вал в своих челобитных, осторожный Самойлович старательно избегал всего, что могло бы возбудить против него неудоволь¬ствие московских прави¬телей. Сыновей своих он выслал в Москву - это служило к их пользе, так как они снискивали здесь расположение московских правителей, которое могло им пригодиться впоследствии, и одновременно свидетельствовало о верно¬сти их отца. Сыновей этих Самойлович потом провел в полковники: один был стародубским, другой чер¬ниговским, третьим пол¬ковником - гадячским был его племянник, дочь свою Самойлович выдал за бо¬ярина Ф. Шереметева и исходатайствовал, чтобы его прислали воеводой в Киев. И Москва ценила службу верного гетмана и его благоразумные советы, не обращала внимания на доносы, которые время от времени поступали на него, - и казалось Самойловичу, что он может быть вполне спокоен относительно своей булавы; недругов своих он победил, окружил себя родственниками, обеспе¬чил себя царской милостью. Правда, за эту милость Самойловичу приходилось иногда исполнять очень неприятные поручения, а его просьбы, затрагивавшие московскую политику, оставлялись без удовлетворения; знаем уже, как окончилась его просьба о передаче под его «регимент» слободских полков; таких случаев было немало. Пришлось ему устроить для москов¬ского правительства то, чего до сих пор никто не хотел сделать - привести киевскую митрополию в подчинение московского патриарха. Когда умер Тукальский в 1684 г., московское правительство поручило Самойловичу провести на митрополию такого человека, который при¬нял бы посвящение от московского патриарха и признал его власть. Самойлович нашел такого кандидата в лице своего родственника Геде¬она, князя Святополка-Четвертинского, епископа Луцкого, и обставил дело так, что его избрали митрополитом, обойдя Барановича, которо¬го не любил Самойлович. Последний просил только московское правительство, чтобы оно само уладило дело с константинопольским пат¬риархом, из власти кото¬рого киевский митрополит должен был перейти под власть патриарха московского. Московское прави¬тельство обратилось к пат¬риарху, но тот оказал не¬ожиданное сопротивление: говорил, что не может ре¬шать без участия других патриархов. Тогда моско¬вские политики поручили это дело турецкому визи¬рю, и тот произвел «дав¬ление» на патриархов, так что они должны были дать согласие. Турция в это время заискивала у Мос¬квы, чтобы она не присо¬единялась к союзу, кото¬рый организовал против турок Собеский. Так уничтожена была автономия украинской цер¬кви, и она перешла под власть московской иерархии, а вместе с ней также и вся тогдашняя духовная и культурная жизнь Украины.
Но все эти услуги и заслуги перед московскими правителями в конце концов не спасли Самойловича от печального конца. Полагаясь на московское покровительство, этот когда-то «добрый и ко всем людям расположенный и благосклонный» попович начал забываться. Он стал править всем самовластно, без совета старшин, обращался с ними свысо¬ка, за должности брал взятки, очень зазнался и, как подозревали, за¬думывал передать после себя булаву сыну и сделать гетманство наслед¬ственным в своем роде. Все это вооружило против него старшин, и они ждали только случая, чтобы повести против него интригу, как и против его предшественника. И благоприятный случай совершенно неожидан¬но представился. Несмотря на убеждения Самойловича, москов¬ское правительство в конце кон¬цов заключило союз с Польшей против Турции. В 1686 г. оно за-ключило с Поль¬шей вечный мир (при этом доплатило за Киев еще раз 146 тысяч рублей) и обещало воевать с Крым¬ской Ордой, чтобы отвлечь ее в гот момент, когда Польша с Австрией и Венецией откроют военные действия против Турции. Самойлович довольно не¬одобрительно отзывался об этом плане, тем более, что при этом от Польши не удалось получить отречения от ее претензий на правый берег Днепра, как того хотел Самойлович. Но, в конце концов, раз дело было окончено, изменить его было нельзя, и нужно было идти в поход на Крым вместе с московским войском, с которым шел тогдашний руководитель московской политики, боярин Василий Голицын, любимец царевны Софии - правительницы.
Зная условия стенной войны, Самойлович дал очень дельные советы, как надо было повести этот поход: выступать ранней весной и с большими силами. Но советы эти не были исполнены, поход был снаряжен позд¬но, когда уже высох¬ла трава; татары вы¬жгли степь, и вой¬скам пришлось воз¬вратиться назад ни с чем. Это очень опе¬чалило Голицына, так как грозило по¬шатнуть его положе¬ние, ему надо было найти, на кого бы сложить вину неуда¬чи. И вот старшина, сообразив все это, на возвратном пути из похода подала Го¬лицыну донос на Самойловича, обвиняя его в том, что он нарочно подстроил все, чтобы поход не удался, так как во¬обще несочувствен¬но относился к Мо¬скве, а в особен¬ности к ее союзу с Польшей и войне с Крымом. Хотя все это было совершен¬ная ложь, царевна с Голицыным, не при-нимая в расчет за¬слуг старого гет¬мана, ухватились за этот донос, чтобы свалить на него вину похода. Голицыну поручено было отставить Самойловича от гетманства, ввиду неудо¬вольствия против него старшины, выслать его с семьей в Москву и избрать на его место нового гетмана. После этого Самойлович был арестован и выслан без суда, вместе со старшим сыном, в Сибирь, имущество его было конфисковано и разделено пополам - одна половина поступила в царскую казну, другая - в войсковой скарб. Младший сын Самойловича, черниговский полковник, за то, что «бунтовал» - пробовал сопротивляться при аресте - был отдан под суд, приговорен к смерти и бесчеловечно казнен в Севске. Старик Самойлович спустя два года умер в ссылке, в Тобольске.
Между тем при первом известии об аресте Самойловича в ка¬зацком войске и по полкам на Украине начались восстания против старшины, в лагере под Кодаком прилукские казаки бросили своего полковника и полкового судью в огонь и засыпали землей; в Гадячском полку убили нескольких старшин; в других грабили стар¬шину, арендаторов и других людей, «приятелей бывшего гетмана». Ввиду этого старшина просила скорейшего избрания гетмана вместо временно поставленного «наказного» гетмана Борковского. Очевидно, дело с избранием было улажено заранее Иваном Мазепой. Он обещал Голицыну 10 тысяч рублей за свое избрание, и под давлением всесильного тогда Голицына кандидатура Мазепы не встретила никаких препятствий. Перед радой приняты были статьи - старые глуховские 1669 г. с некоторыми изменениями; утверждены были за старшиной поместья, розданные ей царями и гетманами; решено было, что гетман не может отбирать от старшины должностей без царского указа. Чтобы теснее связать Украину с Москвой, ре¬шено было принимать меры к развитию смешанных браков между украинским и московским населением и переселений из украин¬ских городов в московские, но в статьи эти последние решения не были включены. После этого Голицын рекомендовал старшине избрать Мазепу, что старшина и исполнила 25 июля 1687 г.
Новый гетман Иван Степанович Мазепа происходил из укра¬инской шляхты окрестностей Белой Церкви. Он родился около 1640 г. и мальчиком был отослан к королевскому двору; в 1659 - 63 гг. его посылают уже оттуда с различными поручениями на Украину. Затем он оставил королевский двор (этот шаг свя-зывают с его любовным приключением, воспетым столькими поэтами), поселившись на Украине и вступив в казацкое войско, он стал здесь близким человеком к Дорошенко, затем в 1675 г. был схвачен на пути в Крым, куда ехал с поручениями Дорошенко, и очутился на Левобережной Украине; здесь вошел в доверие у гетмана Самойловича и у Москвы и в момент падения Самойловича был генеральным есаулом.
Смена гетмана не произвела перемены в украинской жизни: Мазе¬па шел по стопам своего предшественника, тем проторенным путем, ко¬торым пошла вся левобережная старшина, жаждавшая покоя и благосостояния после десятилетий тревожной и безуспешной борьбы. Паде¬ние Дорошенко послужило для нее уроком и, одновременно, показа¬телем новых условий. Это был последний деятель эпохи Хмельницкого, последний предста¬витель великой эпохи украинского осво¬бождения, и те край¬ние средства, за ко¬торые хватался он для его осуществле¬ния, и судьба, постиг¬шая его, покинутого всеми, возненавиденного народом, наво¬дила современников на мысль, что Украи¬не нет выхода из мос¬ковской зависимости. Считали невозмож¬ным бороться с сила¬ми Москвы, имея про¬тив себя население, враждебно настроен¬ное против старшины по мотивам социаль¬ным и подозрительно относившееся к самым чистым политическим побуждениям ее, и такое же враждебное и подозрительное Запорожье. Легче было плыть на московском буксире и пользовать¬ся милостями москов¬ских правителей для собственного благо-получия.
Ограничивая по¬литические свободы Украины, добиваясь все новых и новых уступок от старшины в поли¬тических вопросах, московское правительство предупредительно шло навстречу ее желаниям и просьбам, касавшимся поместий и имений, и в эту сторону направляли интересы старшины. Создать на Украине владельческий, помещичий класс, закрепостить ее крестьянское на¬селение - это значило приблизить Украину к такому же помещичьему, рабовладельческому строю Московского государства. Вместе с тем это усиливало вражду между украинским народом и его политическими руководителями и все более углубляло разделявшую их пропасть. Парализовало и свободолюбивую народную массу - «род сицев иже свободы хощет», как писал об Украине старик Баранович, - этот народ, не желавший покоряться московским порядкам, как он доказал это восстанием 1669 г. И одновременно, отдавая в неволю старшине народ, отдавало старшину в руки московского правитель¬ства. Вершители московской политики хорошо понимали, какое впечат¬ление на старшину будет производить сознание, что ключи к ее эко¬номическому положению лежат в руках Москвы и последняя во всякое время может поднять против нее этот порабощенный народ.
Московское правительство знало, что делало, щедро раздавая по¬местья старшине за верную службу и утверждая гетманские пожало¬вания, оно налагало этим прочное иго на старшину. Но иго это было сладко, и старшина с удовольствием принимала его и легко шла в нем тем путем, какой указывало ей московское правительство. Она превращалась в помещичий класс, захватывала земли, свободные пе¬ред тем или считавшиеся войсковыми; закрепощала крестьян и казаков и верно служила московскому правительству за содействие в этого рода делах. И такую же линию ведут гетманы -избранники старшины - Самойлович и Мазепа. Покорно подчиняясь московской власти и исполняя ее волю, они служили интересам старшины, содействовали ей в этом процессе присвоения войсковых земель и закрепощения населения, не задумываясь над тем, какой опасный разлад создавал этот новый общественный процесс на Украине. Эпоха Самойловича и Мазепы, охватившая в сумме почти сорок лет - тяжелые годы, когда решалась судьба свободного строя, созданного великим восстанием 1648-49 гг., - именно ознаменовалась созданием, на развалинах этого незавершенно¬го свободного строя, новой неволи украинского населения, разрушив¬шей затем все остатки и начатки свободного политического строя.
Шло это двумя указанными путями - захватом земель и закре¬пощением населения. После великого восстания 1648-49 гг., по изгнании помещиков, в Левобережной Украине образовалось огромное количество свободных земель, которые население занимало свободной заимкой, образуя посе¬ления, хутора, обрабатывая столько земли, сколько могло осилить, и создавая совершенно новые экономические отношения и нормы. Однако хотя казалось, что весь старый, панский строй был «скасован казацкой саблей», остатки его пережили восстание, и когда пронеслась первая буря, они сейчас начали оживать и разрастаться, заглушая первые всходы нового, еще слабого, неоформленного строя. Остались поместья православных монастырей и церквей, по-старому хозяйничавших в них. Сохранили свои поместья некоторые шляхтичи, присоединив¬шиеся к казачьему войску и выпросившие себе пожалования на свои поместья от царского правительства. По их примеру начали испрашивать себе грамоты на поместья и казацкие старшины.
Заняв место польской шляхты в управлении краем, казацкая старшина, как уже было отмечено, склонна была считать себя приви¬легированным классом, призван¬ным занять место шляхты в обще¬ственно-экономических отношениях. Старшинские роды принимают шляхетские гербы, отыскивают или сочиняют себе родословные, выводя свой род от различных шляхетских родов Польши и Литвы. Вследствие отсутствия законов, упорядочивавших новые общественные и эко-номические отношения, они в своей юридической практике - в судах городских и казацких, и в практи¬ке административной обращаются к старым сборникам законов - Ли¬товскому Статуту, немецкому магдебургскому городскому праву, и из них старые понятия о владель¬ческих правах начинают прони¬кать в новые отношения, пропиты¬вают их и подтачивают самые основы нового строя, и постепенно вводят его в старые колеи. На основе этих старых норм росли и укреплялись права старшины на землю и претензии на крестьянское неказачье население. Свободные, незанятые земли старшина присваивала без всяких формальностей, подобно тому, как делали это казаки и крестьяне - только заимки свои производила в гораздо больших размерах, рас¬считанных не на работу собственных рук, а на крестьянскую, кре¬постную. Не удовлетворяясь землями пустопорожними, старшины выпрашивают от гетмана, полковников, а то и от царского правитель¬ства земли населенные, на которых жили свободные крестьяне и хозяйничали на своих землях, как на собственных. Неожиданно эти крестьяне со своими землями оказывались в руках «пана» - стар¬шины, и если этому пану удавалось получить пожалование за какую-нибудь заслугу от царского правительства - судьба их решалась навеки подобно тому, как в польские времена пожалование сейма или короля отдавало земли и их свободных поселенцев во владение польского шляхтича.
Уже в 1687 г. за старшиной огу¬лом было утверждено все, что успела она выпросить за это время у гетмана. Старшина добивалась тогда, чтобы царское правительство и на будущее время дало свою санкцию на все пожалования, какие будут сделаны гетманом и высшей старшиной, а также на земли купленные, но на такое общее подтверждение будущих приобретений старшины мо¬сковское правительство не согласилось, предоставляя заинтересованным испрашивать каждый раз отдельное подтверждение, а значит, и сниски¬вать расположение московского правительства специальными услугами. Низшая старшина, не имевшая возможности заявить себя заслугами перед царским правительством, принуждена была обходиться без царских подтверждений, довольствуясь фактическим владением, а также расширяла свои захваты покупкой, «покупала» от крестьян и казаков их земли за бесценок, пользуясь тяжелыми временами, или стеснив всячески владельца, даже просто принудив к продаже - так что формой покупки прикрывалось очень часто полное насилие. Так как казаки, собственно, не имели права продавать свои зем¬ли, то предварительно они обращались в крестьянское состояние, иногда против их воли. Особенно часто старшина стала прибе¬гать к этим операциям позже, после Мазепы, когда не стало свободных земель.
Благодаря применению всех этих способов в руках старшины собралась огромная масса земель. Действительно, негде «стало бидному казаку и коня попасти». А между тем смуты и войны в 1660-70 гг. гнали вce новые и новые массы населения с правого берега в Гетманщину. Здесь этот народ, не находя свободных земель, должен был селиться на землях панских, церковных, старшинских, принимая на себя разные обязанности, дани и работы в пользу своего «пана». Сна¬чала их скромно называют «пидсусидками», но затем в полную силу входит обыкновенное «подданство».
Уже при Самойловиче старшина без церемоний начинает гово¬рить о подданских повинностях людей, живших на ее землях, и те повинности, которыми облагались новые поселенцы, начинают переноситься и на старых владельцев, живших на своих землях и доставшихся какому-нибудь «пану» - старшине в составе целого именья - в собственность или владение, связанное с войсковой должностью (такие имения, связанные с какой-нибудь должностью, назывались ранговыми). Для этого урав¬нения повинностей старшина старается преградить дорогу крестьянам в казаче¬ство - совершенно так, как польские по-мещики перед восстанием Хмельницкого. После восстания 1648 г. вольно было записываться в казаки каждому, кто хо¬тел и имел возможность служить на свой счет в войске. Теперь заводится «компут» (реестр), и лицо, не вписанное в этот компут, не могло сделаться ка¬заком, а оставалось «посполитым», кре¬стьянином. Эти крестьяне облагаются данями и податями, а если они оказы¬вают сопротивление, то их разными спо¬собами стараются выжить, устранить с их земель, на которых они чувствовали себя собственниками, а на их место посе-ляли новопришедших на условиях, которые им ставились «паном», или без условия - «так, как все»; и так понемногу крестьянское население подводилось под новые крепостные порядки.
Правление Самойловича, когда население неудержимо двигалось из правобережных земель в левобережные, а затем перегонялось и силой - было именно периодом, когда гетманское правительство начи¬нает, со своей стороны, также приводить крестьянское население к «обыклому послушенству» их панам. В эти времена «послушенство» это не было еще тяжело: крестьяне должны были помогать при покосе, устраивать запруды для мельниц и тому подобное. Но раз взяв крестьян в свои руки, преградив им заставами дорогу назад на Правобе-режье, новые помещики повели дело быстро, и уже в универсалах Мазепы первых годов XVIII в. признается законной панщиной - два дня в неделю, и кроме того, овсяная дань, и это для крестьян, живших на своих землях, не бывших «пидсусидками».
Конечно, эта новая панщина сильно раздражала крестьянство, у которого еще свежи были воспоминания о том, как оно хозяйничало на вольной земле, не зная панов. Горькая злоба поднималась в нем против старшины, так хитро и быстро умевшей захватить все в свои руки. Особенно раздражено было население против гетмана Мазепы, подозревая, что это он, как шляхтич и «поляк», как его назы¬вали, решил завести на Украине польские панские порядки. С боль¬шим подозрением относилось оно и ко всем мероприятиям и действиям старшины, но не видело в развивавшемся перед его глазами обще¬ственном прогрессе руки московского правительства и даже готово было верить, что все это происходит против его воли. С особенной также симпатией относилось оно к вождям правобережного казачества, в особенности к Палию, почитая его как верного представителя свободолюбивого и вольного казачества в противоположность Мазепе.
Мазепа и старшина не понимали значения этих настроений или не умели их предотвратить. Зная народное неудовольствие и не¬доверие, они не доверяли даже казакам и наряду с казацкими пол¬ками заводили себе наемные полки, из всякого сброда - так назы¬ваемых «сердюков» и «компанейцев»; просили также у московского правительства московского войска для Украины. Но не предпринимали ничего, чтобы устранить причины народного неудовольствия, и их отчу¬ждение от народа и простого казачества все усиливалось и дало им себя очень сильно почувствовать позже, когда им пришлось встре¬титься с московским правительством, на буксире которого они так долго и спокойно плыли.
Первые годы гетманства Мазепы являлись как бы продолжением гетманства Самойловича. Продолжалось созидание при помощи москов¬ского правительства и гетманского «регимента» помещичьего, старшин¬ского класса, и последний, как и сам гетман, со всяческой точностью держались московского курса. Тогдашние московские смуты грозили разными неожиданностями; в происходившей борьбе партий царя Петра и царевны Софии трудно было угадать, за кем будущность, кого держаться; но Мазепе посчастливилось благополучно выйти из этих затруднений. Его покровитель князь Голицын пал в следующем же году после нового, также неудачного похода на Крым; но Мазепа, участвовавший в походе, не только не попал в беду вместе с ним, а случившись в Москве в момент его падения, приобрел распо¬ложение Петра, исходатайствовал возвращение из конфискованного имущества Голицына денег, которые заплатил ему за свое избра¬ние, а для своих родных и близких, для всей своей партии при оказии нового царствования испросил множество разных пожалова¬ний на поместья, пролившихся вешним дождем на старшинские души, рас¬полагая их к сугубой верности и «службе великому государю».
Все это делало положение Мазепы очень сильным. Вместе с тем, пользуясь громадными средствами, какие предо¬ставило ему наследство после Самойловича и всякие войсковые доходы, Мазе¬па очень энергично принялся за церков¬ное строительство, щедро жертвуя на духовные и просветительные цели. Как бы для того, чтобы опровергнуть наго¬воры врагов, что он человек чужой, окатоличившийся, «лях», Мазепа предпри¬нимает грандиозные для того времени, главным образом церковные, постройки, наделяет важнейшие, наиболее чтимые украинские монастыри и церкви бога¬тыми роскошными строениями, икона¬ми, драгоценной утварью, свидетель¬ствуя на всяком месте перед глазами народа свою набожность, преданность украинской народности и культуре, а вместе с тем свою славу, могущество, богатство. Даже после того, как эта украинская церковь, так щедро одаренная им, вынужде¬на была, по указу царскому, проклясть его и отречься от него, и вся¬кие воспоминания о Мазепе были старательно сглаживаемы и уни¬чтожаемы, и теперь еще вся Украина полна различных памятников небывалого гетманского усердия к церкви и ко всему тому, что в те времена подходило под понятие национальной украинской культуры. В церкви Гроба Господня в Иерусалиме в большие празд¬ники до сих пор вместо антиминса употреблялась художественно гравированная (вероятно, итальянской работы), серебряная доска, пожертвованная «подаянием ясновельможного его милости пана Иоанна Мазепи, российского гетьмана» - как значится на ней.
Без сомнения, духовенство, старшина и вся украинская, так сказать, «интеллигенция» того времени усердно прославляли такого щед¬рого и тароватого гетмана, и если бы не позднейшая катастрофа, он остался бы в памяти украинского народа, как незабвенный покро¬витель украинской духовной и культурной жизни. Однако все это не уменьшало недовольства гетманом, поскольку его считали виновником общественных и экономических явлений, вызы¬вавших недовольство и раздражение среди населения. В этой области Мазепа не выказал достаточной проницательности, хотя разные проис¬шествия настойчиво обращали его внимание на эту сторону, начиная с упомянутых бунтов и восстаний, поднявшихся в войске и на Украине против старшины после свержения Самойловича. Мазепа со старшиной обратились к террору: замешанных в этих беспорядках хватали и подвергали жестоким наказаниям, от палок до смертной казни, в различных тяжелых формах включительно, и после этого «станула в мире тишина и безбоязненное людэм тамошним мешканэ», - как записывает современник Величко. Нельзя, впрочем, сказать, чтобы старшина не задумывалась над причинами народного неудо¬вольствия, однако не находила иных способов к его устранению, кроме упразднения аренд, введенных в 1678 г. при Самойловиче с царского соизволения для военных надобностей, а главным обра¬зом для содержания наемного войска, которым окружал себя гетман и старшина ввиду враждебного настроения крестьянства и рядового казачества. Отдавалось в аренду винокурение, торговля водкой, продажа табака и дегтя, и хотя при этом было оставлено право свободного винокурения для собственного потребления. Крестьяне имели право вы¬куривать ежегодно один котел водки для своего употребления, ка¬заки - по два, а пиво и мед могли варить в неограниченном количестве. Но все-таки эти «оранды» вызывали большое неудовольствие в народе. Поэтому решено было теперь изыскать иные источники доходов, а аренды отменить; но так как новых источников не нашли, а подушный налог ввести не решались, чтобы не раздражать население еще сильнее, то в конце концов аренды продолжали суще¬ствовать и были отменены только некоторые пошлины: без наемного войска и старшина и гетман находили невозможным поддерживать «безбоязненне мешканнэ» свое. На этом гетман со старшиной и успокоились, но народ не успо¬коился, хотя и не отваживался поднять восстание против строя, обста¬вленного компанейскими и московскими полками.
Интересным симптомом тогдашних настроений являются попытки восстания, предпринимавшиеся Петриком Иваненко в 1692-96 гг. Это был канцелярист войсковой канцелярии, вынужденный по каким-то причинам укрыться в 1691 г. на Запорожье и пытавшийся после этого поднять запорожцев на борьбу с Мазепой за освобождение украинского народа от «новых панов». Сечь, как при Самойловиче, так и при Мазепе, была враждебно настроена к гетманскому и старшинному правлению и к московскому правительству, на которое опирался новый строй. Кошевой запорожский Гусак жаловался в письмах к Мазепе, что теперь в Гетманщине бедным людям стало хуже, чем при поляках, так как кому и не надо, и тот завел себе подданных, чтобы ему сено и дрова возили, печи топили, чистили ко¬нюшни (совершенно те же жалобы, какие раздавались по адресу польского режима перед восстанием Хмельницкого). Пет-рик, зная настроение Запорожья, надеял¬ся поднять запорожцев, и кроме того, полу¬чить помощь от крымского хана. Москов¬ское правительство, а с ним и Гетманщина продолжали стоять на военной ноге по от¬ношению к Крыму и Турции, и хан при¬знал Петрика украинским гетманом и обещал помощь для освобождения Украи¬ны, чтобы княжество Киевское и Черни¬говское со всем войском Запорожским и народом малороссийским со Слобожанщиной и Правобережьем стало отдель¬ным государством; Крым будет защи¬щать его от врагов, а за это казаки не будут препятствовать крымцам нападать на московские земли.
Запорожцам Петрик говорил: «Я стою за посполитый народ, за бедных и простых - Богдан Хмельницкий осво¬бодил малороссийский народ из ляшской неволи, а я хочу освободить его из новой неволи от москалей и своих панов». Обе¬щал, что весь украинский народ восстанет с ним: «Я, пане кошевой, ставлю свою голову, - прикажите меня на части рассечь, если вся Украина, начиная с самой Полтавы, не поклонится тебе; возьми только тысяч шесть орды, да и иди! Думаешь, не помогут нам братья наши «голоколенки» с бедными людьми, которых едва живьем не едят сердюки, арендари (откупщики) да те «дуки», которым цари вольности понадавали? Да они, как только услышат, что ты двинулся с войском из Сечи, то сами этих чертей панов подавят, и мы уже придем на готовый лад. А гетман сейчас же удерет в Москву, потому что там вся душа его, а здесь, в войске Запорожском, одна только тень...»
От этих вестей про Петрика пошли по Украине толки, не на шутку встревожившие гетмана и старшину. Народ похвалялся: когда придет Петрик с Запорожским войском, пристанем к нему, побьем старшину, арендарей и сделаем по-давнему, чтобы все были казаками, а панов не было. Мазепа беспокоился, просил при¬слать московское войско, так как он опасается, что если двинется сам, то нач-нется восстание. Но опасения не оправдались. Хотя запо¬рожцы и сами питали те же чувства к Мазепе и старши¬не, однако не имели большо¬го желания идти с Петриком на Украину; кроме того, им претила мысль сделаться со¬юзниками крымцев. Летом 1692 г. Петрик получил помощь от хана и с татарами пошел на Украину. Пригла¬шал и запорожцев идти на освобождение Украины от Москвы, задумавшей вконец поработить украинский на¬род, - для этого и отдают лю¬дей в подданство старшине, «чтобы люди наши в этом тяжелом подданстве замужичели и оплошали и не смогли сопротивляться, когда Москва захочет исполнить свои за¬мыслы: посадить своих воевод и обратить нас в вечное рабство». Но сечевое «товариство» не присоединилось к Петрику, позволило только идти желаю¬щим, а таких собра¬лось немного. Воззвания Петрика, ра¬зосланные в погра¬ничные украинские города, также не оказали действия: гетманские войска уже стояли на гра¬нице, и когда население увидело, с какими слабыми силами идет против них Петрик, оно не осмелилось подняться. Петрик вынуж¬ден был возвратиться с самого пограничья, и после этого неудачного начала вера в возможность восстания среди народа упала еще больше. В 1693 и 1696 гг. Петрик снова делал попытки поднять Украину, но имел с собой одних татар, и в последний поход его убил один казак, чтобы получить награду, обещанную Мазепой за его голову - тысячу рублей.
Но настроение от этого не улучшилось. В Сечь продолжала ухо¬дить масса всякого бедного, неимущего, недовольного населения, на¬прасно гетман велел своим «компаниям» стеречь и не пускать туда людей. Продолжали раздаваться из Сечи угрозы, что сечевики пой¬дут на Украину бить панов и арендарей, и Мазепа признавался пе¬ред царем, что «не так страшны запорожцы, как целый украинский посполитый народ», весь проникнутый своевольным духом, не желающий быть под гетманской властью и ежеминутно готовый перейти к запорожцам. Когда в 1702 г. гетман хотел двинуть полки против сечевиков под предводительством нового кошевого Гордиенко, угрожавших «найти себе другого пана», полковники воспротивились этому походу, боясь, чтобы с выходом их полков не поднялось восстание на Украине.
Точно так же уходило население и в другую сторону - за Днепр к Палиевым казакам, с 1689 г. начавшим подниматься против соседней шляхты, угрожая «прогнать ляхов за Вислу - чтобы и нога их тут не стала», и действительно, быстро расширявшим свою казачью территорию во все стороны, изгоняя помещиков. Поляки пробовали усмирить это казачество, а по окончании войны с Турцией в 1699 г. постановили упразднить его совсем. Но Палий с другими полковни¬ками не повиновались, захватили самые важные польские крепости в этой местности Немиров и Белую Церковь и не на шутку собира¬лись воевать с Польшей. И это привлекало людей, недовольных порядками в Гетманщине. Палий становился народным героем, и Ма¬зепа уже начинал опасаться его сильнее, чем перед тем Петрика, боясь, что от него может пойти восстание по всей Гетманщине. «У всех одна мысль - идти за Днепр, и из этого может выйти большая беда», - писал гетман в Москву.- И казаки, и посполитые - все на меня сердиты, все кричат в один голос: вконец пропадем, за¬едят нас москали».
|
Опубликовано 27.01.15
|
|
Главная